После выезда из Средне-Колымска кашель стал уменьшаться, но лежать Ив. Дем. все же не моги потому почти все дни и ночи проводил в сидячем положении. Только, бывало, ляжет, как спазмы начинали его мучить и заставляли подыматься. В таком состоянии он пробыл до утра 25 числа. Ночь с 24 на 25 июня покойный провел особенно скверно. Рано утром (25 июня) он призвал одного из рабочих и попросил, чтобы ему подали супу. Съев одну тарелку, он попросил другую, после чего выпил еще два стакана чаю. «Нет, ничего не помогает, — сказал он, полагая, что пища и питье окажут на него хорошее влияние и дадут ему возможность хоть немного вздремнуть, — видно, сегодня мой час настал». Незадолго до полудня его схватила сильная одышка. Уже одними лишь жестами, без слов покойный дал понять жене, чтобы ему прикладывали холодные компрессы к шее, после которых одышка его оставила. Но моментально вслед за этим кровь хлынула из носу и, застаиваясь в горле, свертывалась в густые комки, которые он сам, а также и жена его старались вытаскивать оттуда при помощи пинцета. В это время покойный Ив. Дем. старался подготовить жену. «Подготовься, Маша, к страшному удару и будь мужественна в несчастье», — сказал покойный Ив. Дем. жене. Он не терял сознания до последней минуты и даже делал распоряжения о том, какие лекарства подавать жене и какую нужно будет оказать ей помощь на случай, если ей сделается дурно.
За 3–5 минут до смерти покойный Ив. Дем. сидел, опустив голову на руки, и о чем-то, кажется, думал. Но, услышав разговор жены с сыном, разговор о том, как сын должен поступить со всеми оставшимися после Ив. Дем. бумагами, в случае если она (жена Ив. Дем.) не выживет после его смерти, поднял голову и стал прислушиваться к этому разговору, и, когда разговор был окончен, произнес, обращаясь к сыну: «Саша, слушай и исполняй!» — и с этими словами умер.
Ив. Дем. скончался на реке Прорве, куда часа за два до смерти жена его пристала, предвидя близкую кончину мужа. Но как только он скончался, поднялась буря, которая помешала дальнейшему плаванию и задержала весь экипаж на этом месте в течение 3-х суток. Тело покойного Ив. Дем. было положено в один из карбасов и укрыто брезентом и корой, чтобы предохранить его от влияния дождя и снега. На четвертые сутки буря утихла и экипаж тронулся дальше до Омолона (30 верст от Прорвы), оставив на месте кончины Ив. Дем. большой деревянный крест. На Омолоне тело покойного Ив. Дем. пролежало еще трое суток, пока юкагиры, населяющие это место, копали могилу и ладили гроб. 1 июля в 4 часа пополудни был совершен обряд погребения и тело покойного засыпалось могильной землей.
Женою покойного Ив. Дем. заказана деревянная ограда вокруг могилы, за Постановкой и содержанием которой в исправности обещал следить среднеколымский исправник Владимир Гаврилович Карзин.
Марфа Павловна Черская выедет отсюда (из Средне-Колымска) по первому зимнему пути — в последних числах октября».
…Согласитесь, что тогда, на Колыме, у меня появились основания и для раздумий о подвиге, о человеческом мужестве, и для грусти, с которой всегда вспоминаешь ушедших из жизни, да еще так ушедших. И я вспоминал тогда не только Черского. На теплом по-летнему колымском берегу я видел зимние полярные льды, запряженные собаками нарты… Продовольствия в нартах лишь на половину пути — туда, до полюса… В нартах лежит обессиливший больной человек с компасом в руках. Он следит, чтобы его спутники из жалости к нему не повернули обратно — строго на север должны идти они, идти до конца…
Да, всем памятен подвиг Георгия Седова, до последнего вздоха шедшего к своей цели. Памятен по праву, но особый ореол придала подвигу цель — Северный полюс! Цель Черского — не столь ярка и заманчива, не столь романтична — исследование Колымы и Приколымья, — но с точки зрения человеческой подвиги этих двух исследователей равнозначны.
И удивительно сплетение судеб их — Черского и Седова. Такое и нарочно, не придумаешь!
Марфа Павловна выполнила обещание, данное мужу, и довела карбасы экспедиции до Нижне-Колымска, но устье реки осталось неизученным. Эстафету от Черских принял Седов: в 1909 году он возглавил экспедицию, подробно описавшую устье Колымы. А пятью годами позже больной, как и Черский, и тоже знающий, что он погибнет, Седов повторил подвиг Черского среди льдов полярного океана.
Я думал об этом под ровный гул моторов самолета, и еще я думал, что к юго-западу от нас — мы удалялись от него — находится могучий горный хребет, который носит имя Черского…