Встречи на берегах Ёдогавы

Что толще — кожа у вас на руках или кожа у нас на щеках?
Что крепче — карандаш между нашими пальцами или суставы
                                                               пальцев;
Что раньше хрустит — кадыки у нас или кончики пальцев
                                     у вас, сжимающих кадыки?
Что тверже — каблук с железной подковой у вас или наши зады?

Мы, спокойные,
Вам, начинающим горячиться,
Мы, умолкающие постепенно,
Вам, говорящим все больше и больше,
Ответим четко и ясно.

Задушив, затопить водой,
Кулаками избив, окатить водой.
Затоптав, затопить водой,
Чтобы смыть следы с разбухшего тела!
Это — ваша профессия.
Этим
Движется вверх ваша зарплата.
Ответим четко и ясно
Вам, овладевшим искусством убийц,
не оставляющих ран на теле!

Четко и ясно ответим.
             Карандаш,
             Ремень,
             Бамбуковый меч[6],
             Железная палка,
             Кончики пальцев,
             Ладони
             И каблуки —
Перед ними, распластанные на цементе,
Мы. теряющие сознанье
      без единого крика,
Мы, приходящие в память
      без единого крика.
Ответим:
    «Мы — пролетарии,
        мы — механизм,
            мы — сталь,
                мы — бессмертье!»

— «Песню под пыткой» я написал в студенческие годы в Киото, — рассказывает Таки Сигэру. — Тогда я был членом Союза пролетарских поэтов и сотрудничал в «Сэнки». Как раз в те годы и произошли трагические события, известные как инциденты «15 марта» и «16 апреля». Стихотворение было написано в обстановке массовых репрессий, когда и мне пришлось пострадать от полицейского террора, развернувшегося по всей стране. После освобождения из-под ареста я перебрал ся в Осака, где прожил около двух лет в бедном пролетарском районе. К тому времени кроме «Песни под пыткой» у меня было еще несколько стихотворений, и я решил объединить их в небольшом сборнике, который назвал «Через мост Мацукахана» — за этим мостом начинались заводы и трущобы, в которых ютились рабочие. Я включил в сборник стихи, протестующие против полицейского произвола. На долю сборника выпал большой успех — сначала у японских читателей, затем и у зарубежных.

Да, трудное было время, не всегда удавалось идти неуклонно вперед. И у меня случались ошибки, если быть самокритичным, и я порой шел не прямо, а зигзагами. Взять хотя бы «Песню под пыткой»:

Мы — пролетарии,
    мы — механизм,
        мы — сталь,
            мы — бессмертье!

Эти строки не были ложью, и все же теперь, когда я вспоминаю, каким я был в то время, «бессмертье» применительно к нам кажется мне преувеличением.

Таки Сигэру смущает заключительная строка стихотворения. Ведь человек всего лишь человек и тело его вовсе не бесчувственно к боли. Но дух его сильнее плоти. Именно эту мысль о торжестве бессмертного духа, бессмертных идей над бренной плотью хотелось выразить автору, и в этом сила его «Песни под пыткой». Мог ли думать иначе один из трех лучших поэтов-марксистов пролетарской Японии, очевидец и участник классовых битв?

Хозяин приглашает осмотреть сад. Журчание воды за окном я принял поначалу за шум дождевых струй, стекающих с крыши. Теперь я вижу: это течет вода из синей водопроводной трубы, что торчит из-под обломков скалы среди валунов, украшающих маленький пруд. Под сенью вечнозеленых сосновых веток плавают золотые рыбки. А рядом еще пруд, поменьше. В одном — десятилетние карпы, в другом — годовалые золотые рыбки. Все вокруг — дело трудолюбивых, заботливых рук Таки. Через трубу вода поступает с ближайшей горы, из источника, поясняет он. Поэтому пруды не замерзают и зимой. Мы фотографируемся на фоне прудов, созданных фантазией и любовью хозяина. Эти снимки мне дороги.

Таки Сигэру живет здесь уже тридцать с лишним лет. Когда-то на месте дома и сада были заросли мандаринов. Теперь, смеется он, плантации «Арита-микан» резко сократились.