– Позвольте своей боли присутствовать и откройтесь ей. Откройтесь настолько, чтобы вы могли ощущать одновременно её боль и свою боль. Знаете, если представить, что боль звучит, в воздухе постоянно стоял бы гул. Ту боль, которую вы сейчас переживаете вместе с дочерью, в этот самый миг переживают сотни тысяч других существ. Позвольте боли пребывать в пространстве любви, а не страха. Пусть смерть вашей дочери сопровождает ваша забота о ней, ваша готовность выйти за пределы страха. Готовность открыться её смерти и теперь вместе пережить новое рождение.
До того, как дочь Дороти умерла, у них было много «полуночных бесед» о смерти её отца и брата. Дороти сказала, что поначалу ей было «ужасно неприятно обсуждать это всё», но, казалось, благодаря таким разговорам её дочь чувствовала себя расслабленнее.
Мы подолгу говорили о раке и о Боге. И я сказала, что так её люблю, что, даже потеряв её, не стану любить её меньше. Пожалуй, никогда и никому я не выражала своих чувств так непосредственно. Я чувствовала себя ужасно. И восхитительно.
В последующие годы после смерти своей дочери Дороти
…много работала с этим горем, или, лучше сказать, это горе работало со мной. Мой младший сын постоянно говорит: «Я люблю тебя, мама». Кажется, мы никогда так открыто не выражали своих чувств. Я реже испытываю страх, но переживаю боль чаще, чем когда-либо.
С тех пор, как умерла её дочь, она усыновила двух маленьких детей с тяжёлой инвалидностью и была рядом с ними «до самой смерти». В последней нашей беседе Дороти сказала:
Вы правы, страх, а не смерть, вот кто наш враг. Знаете, никогда в своей жизни я не чувствовала себя так ужасно и так чудесно.
Давая место смерти
Дорис, дочь умирающей матери
Дорис, женщина тридцати восьми лет, нотариус из Питтсбурга, позвонила мне однажды утром с просьбой «взять на терапию» её мать.
– Я звоню вам, поскольку хочу, чтобы вы поговорили с моей матерью. Она тяжело болеет раком, находится почти при смерти, и я хочу, чтобы она продолжала лечение. Она говорит, что с неё хватит, ей плохо от процедур, и она отказывается ложиться в больницу или продолжать терапию, которая, по словам врачей, могла бы ей помочь.
Дорис, мать двоих детей, была разгневана и опечалена своим несчастьем: дело в том, что её мать, которой было тогда шестьдесят пять лет, «три года назад заболела раком и теперь почти перестала заботиться о себе». Барбара, мать Дорис, прошла полный курс лечения от рака в рамках протокола, применимого в её случае. Ей сделали операцию, за которой последовала химиотерапия и серьёзная доза облучения, а теперь врачи снова говорили, что ей «могла бы помочь» химиотерапия. Но лечение только усугубляло её состояние, и Барбара хотела просто быть у себя дома, в своей постели, «чтобы встретить смерть в относительном спокойствии, не чувствуя этой отвратительной тошноты».
В ходе беседы с Дорис я сказал, что не в наших обычаях или правилах говорить с человеком, который не хочет нас слышать. И если мать Дорис чего-то хочет, нам кажется, что уместнее будет общаться с нею, проявляя уважение к её собственным желаниям в эти последние дни или месяцы её жизни.