Встречи на московских улицах

Участники Верхне-Чарской партии прозвали Арсеньева Чингисханом, находя в его лице нечто восточное. Поэтому 19 августа 1934 года, в день именин Алексея Александровича, ему было поднесено стихотворное поздравление, написанное Ефремовым, и рисунок, сделанный Лесючевской. Алексей Александрович изображён на нём в тюбетейке, полосатом халате, перехваченном широким зелёным поясом, и в мягких красных сапогах. Он возлежит, облокотившись на левую руку, на пёстрой восточной тахте. Вокруг рабыни – белые, жёлтые и чёрные. Текст поздравления гласил:

В день ангела, светлейший хан,
Примите наши пожеланья
Петрографический туман
Вам променять на жён лобзанья.

И Лейтца строгий окуляр,

С теченьем лет вас окривящий,
На ветра свист, степной пожар,
На скачку с саблею блестящей.

Какая скука – ортоглаз

И призмы Николя вращенье,
Сердца прекрасных дам о Вас
Хранят иное представленье.

В кругу почтительных рабынь

И жён нагих и робко-страстных,
В палатке на краю пустынь
Вы возлежите так бесстрастно.

И так чарующе хорош

В подушках профиль Ваш разбойный,
За поясом гиссарский нож,
Блестящий в полумраке знойном.

В степи отвагою полны,

Войска стоят, готовясь к славе,
Ну, право, Вы не рождены
Для изученья древней лавы.

Арсеньев, как и другие участники экспедиции, находился под обаянием Ефремова, дружеские связи с которым сохранял всю жизнь. Вспоминая далёкие годы, он говорил о том, что часто видел Ивана Антоновича рассматривающим открытку с картины художника Чоросова «Дены-Дерь» («Озеро горных духов»). Его привлекали в этой работе таинственность горного пейзажа и необычайная колоритность полотна.

Настоящее имя художника было Григорий Иванович Гуркин. Он происходил из ойротского рода Чорос, по которому и взял псевдоним. Талантливый ученик Шишкина, Гуркин всю свою жизнь отдал изображению родной ему природы Горного Алтая. Широко известны его живописные работы «Хан-Алтай» и «Корона Катуни».

Ефремов познакомился с Чоросовым в 1925 году в Ленинграде, где художник расписывал для Геологического музея огромное панно «Монгольский Алтай».

– Я ожидал увидеть брюзгливого старика и был удивлён, когда появился подвижной, суховатый бритый человек с быстрыми и точными движениями. Только всмотревшись в его желтоватое монгольское лицо, я заметил сильную проседь в торчащих ёжиком волосах и жёстких усах. Резкие морщины залегли на запавших щеках, под выступающими скулами и на выпуклом высоком лбу.

Долгие годы Иван Антонович находился под обаянием работ Чоросова и в одном из первых своих рассказов – «Озеро горных духов» использовал художественные образы полотна «Дены-Дерь»:

– Картина светилась в лучах вечернего солнца своими густыми красками. У подножия конусовидной горы поднималось зеленовато-белое облако, излучавшее слабый свет. Перекрещивающиеся отражения этого света и света от сверкающих снегов на воде давали длинные полосы теней почему-то красных оттенков. Такие же, только более густые, до кровавого тона, пятна виделись в изломах обрывов скал. А в тех местах, где из-за белой стены хребта проникали прямые солнечные лучи, над льдами и камнями вставали длинные, похожие на огромные человеческие фигуры столбы синевато-зелёного дыма или пара, придававшие зловещий и фантастический вид этому ландшафту.

…Прошёл август, наступил сентябрь, а грузов всё не было. Впоследствии писатель устами одного из героев романа «Лезвие бритвы» с горечью говорил о напрасно потерянном времени:

– Одному богу, да разве ещё чёрту, известно, сколько томительных часов и дней я провалялся на почтовых и железнодорожных станциях, пристанях, аэродромах! Сколько убеждений, угроз, мольбы, чтобы своевременно отправить свою экспедицию, отослать груз, вывести людей. Что перед этим таёжные невзгоды – пустяки, в них зависишь от себя, от своего здоровья, смекалки и крепости.