Читаем Встречи на московских улицах полностью

– Там, по-моему, есть и парочка стихотворений Ивана Антоновича, – заявил он.

– Каких стихотворений? Разве Ефремов писал стихи? – удивился я.

– Да, баловался. Стихи писал я. А он никому ни в чём не любил уступать, вот и накропал парочку.

– И когда ж это было?

– В 1934 году.

– За десять лет до публикации его первых рассказов?

– Выходит так.

Стало интересно. Новожилов посоветовал встретиться с A. A. Арсеньевым. Встретился. Передо мной был пожилой, но ещё крепкий человек. Профиль с орлиным носом, не сходящий с лица загар. На столе какие-то папки и карты. Но первые слова убийственны:

– Материалы Чарской экспедиции погибли. Сам видел, как летом 1941 года их жгли во дворе ленинградского Геологического института.

– Но ведь что-то всё же могло сохраниться на руках, у частных лиц? – уже без всякой надежды, чисто автоматически говорю я.

– И сохранилось, – скупо улыбнувшись, роняет Алексей Александрович.

Дальше всё происходило как во сне: первой передо мной легла карта Олекмо-Чарского района. Она была выполнена тушью на батисте Ефремовым и Арсеньевым. Размер – 68 x 67 см. В верхних углах помещено её полное наименование. В левом – на русском языке, в правом – на английском. В правом нижнем углу дано название экспедиции. На оборотной стороне – автограф Ефремова. Размашистая роспись сделана карандашом.

Затем на столе появились тетрадь Новожилова, толстая папка и рисунки. На папке было написано: «Краткий геолого-петрографический очерк Верхне-Чарской котловины». Она содержала 183 страницы машинописного текста.

– Отчёт об экспедиции, – пояснил Арсеньев. – Написан Иваном Антоновичем и мной.

– А что это за рисунки? – кивнул я на молодых олежков, разбежавшихся по прямоугольникам ватмана.

– Наброски Эльги Николаевны Лесючевской, художницы, четвёртого члена нашей экспедиции.

– Почему четвёртого, а не первого – ведь она женщина?

– Прибыла в Могочу позже всех, потому и считалась четвёртой.

Тетрадь Новожилова имела двадцать восемь страниц. Первые шестнадцать – из миллиметровой бумаги, остальные – обычные листы в линейку. Четыре последних не заполнены. Стихотворные записи сделаны чисто, почти без помарок и правок. Это указывало на их переписку с черновиков.

Первым в тетради шло стихотворение «Чара». Из его содержания следовало, что написано оно после окончания экспедиции. То же заключение можно было сделать и в отношении стихотворения, посвящённого Ефремову. Остальная поэтическая продукция рождалась в подготовительный период экспедиции, во время её пребывания на станции Могоча. Хронологическая перестановка стихотворений произведена при их позднейшей переписке с черновиков. Содержимое тетради было исключительно интересно, так как отражало длительный период жизни членов небольшой геологической партии.

Из документов, сохранённых Арсеньевым, а также из рассказов его и Новожилова постепенно вырисовывалась картина экспедиции 1934–1935 годов в Верхней Чаре. Экспедиции, в которой будущий писатель-фантаст впервые заговорил поэтическим языком, экспедиция, которая стала для Ивана Антоновича первоисточником для ряда ранних рассказов и некоторых страниц более поздней прозы.

Итак, в экспедиции участвовало четыре человека: И. А. Ефремов (начальник), A. A. Арсеньев (петрограф), Н. К. Новожилов (коллектор) и Э. Н. Лесючевская (художник). Её задачей было исследование Верхне-Чарской котловины. В июле 1934 года трое из участников экспедиции (мужчины) прибыли на станцию Могоча Транссибирской железной дороги и остановились здесь в ожидании снаряжения и продовольствия.

Дни шли за днями. Пролетел месяц, за ним второй, но ни грузов, ни денег всё не поступало. Участники столь незадачливо начинавшегося похода изнывали в тоскливом безделье и напряжённой бомбардировке многочисленными телеграммами Ленинграда, Москвы, Читы и Иркутска. Некоторый выход их энергия находила в мероприятиях местного значения – посещении базара, знакомстве с окрестностями, наблюдении за коренными жителями и в попытках получить необходимые материалы на месте нахождения. Много читали и спорили, говорили о предстоящем маршруте, о местах, в которые предстояло идти. В этой связи неоднократно читали статью профессора П. Л. Драверта «Дикие люди мюлены и чучуна», опубликованную в журнале «Будущая Сибирь».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное