Встречи на московских улицах

В наши окна, щурясь, смотрит лето,
Только жалко – занавесок нету,
Ветреных, весёлых, кружевных.
Как бы они весело летали
В окнах приоткрытых у Натальи,
В окнах незатворенных твоих.

И ещё прошеньем прибалую —

Сшей ты, ради бога, продувную
Кофту с рукавом по локоток,
Чтобы твоё яростное тело
С ядрами грудей позолотело,
Чтобы наглядеться я не мог.

Я люблю телесный твой избыток,

От бровей широких и сердитых
До ступни, до ноготков люблю,
За ночь обескрылевшие плечи,
Взор, и рассудительные речи,
И походку важную твою.

Восславляю светлую Наталью,

Славлю жизнь с улыбкой и печалью,
Убегаю от сомнений прочь,
Славлю все цветы на одеяле,
Долгий стон, короткий сон Натальи,
Восславляю свадебную ночь.

Наталью Петровну возмутила столь вольная интерпретация поэтом их отношений, и на очередной встрече у Герасимовых она высказала Васильеву всё, что думала по поводу приведённых выше строк. Реакция Павла для всех оказалась неожиданностью: он с размаху ударил воспетую им женщину и с перекошенным побелевшим лицом выбежал из квартиры.

Последовала (как в «Ревизоре» Гоголя) немая сцена. Затем опомнившиеся мужчины бросились догонять Павла. По Тверскому бульвару неслись поэты Ярослав Смеляков, Владимир Кириллов и Михаил Герасимов, прозаик Михаил Никитин и художник Михаил, брат виновницы происшедшего. Москвичи, прогуливавшиеся по бульвару, шарахались в сторону и с удивлением провожали глазами молодых людей, кричавших что-то невразумительное.

Васильева не догнали, а Кончаловскую, впавшую в истерику, отвезли домой. Только она пришла в себя, как раздался звонок. Открыв дверь, Наталья Петровна увидела Павла.

– Прости меня, – взмолился он. – Если не простишь, я встану на колени перед твоей дверью и буду стоять, пока не простишь.

И стоял до трёх часов следующего дня. По телефону Кончаловской сообщили, что какой-то ненормальный не хочет уходить с лестничной площадки, несмотря на все уговоры жильцов дома. В конце концов побеспокоили из милиции. Пришлось простить, но романтично-целомудренной дружбе пришёл конец, а вскоре – и нечто большему: «Ещё два года Павел жил своей бурной, беспорядочной и насыщенной творческой жизнью. Друзья его, поэты Смеляков, Клычков, Уткин, любившие его, преклонялись перед его талантом, но удержать от скандалов не могли. Сам Алексей Максимович Горький, очень любивший Васильева, был вынужден вызвать его на суровый разговор. Всё было напрасно»[24].

Не перестаю удивляться. Учительница Людмила Уварова оставила интересные воспоминания о работе в 1939–1940 годах в спецшколе, где учились дети высокопоставленных родителей, в том числе и Василий Сталин. Атмосферу того времени хорошо передаёт её разговор с учителем математики В. В. Гороховым, который состоялся при их случайной встрече. То, о чём говорили педагоги, можно было сказать в то время только с глазу на глаз.