Встречи на московских улицах

Жизнь у Натальи Михайловны сложилась неплохо: получила высшее образование, была счастлива в замужестве, стала писательницей. Но это внешне, а внутренне она пережила такие удары судьбы, при которых человек не может быть счастлив. В детстве её бросила мать, в зрелые годы – потеряла мужа и сына. И, наконец, как многие из нас, она потеряла могучую и справедливую страну – Советский Союз, а потому спрашивает в своей повести «Стромынка, 32»:

– Это можно назвать жизнью? Когда разлучился радоваться, потому что нет радости, разучился смеяться, потому что плакать хочется. Когда со страхом включаешь телевизор, то думаешь, что ещё для нас придумает в конец обезумевшая власть, чтобы показать тебе твоё ничтожество? А ты, сколько бы ни думал, так и не можешь понять, в чём заключается твоя вина, за что тебя пропускают через многочисленные унижения. И дети наши страдают, потому что успели вырасти порядочными людьми, а сегодня быть человеком чести смерти подобно. Теперь это называется «быть лохом».

Неприятное соседство. В Москве второй половины XIX столетия жили многие из потомков A. C. Пушкина. Это известно. Но мало кто знает, что в старой столице обитали и их антиподы – носители фамилии убийцы поэта.

В трехтомном издании «Московский некрополь», выпущенном великим князем Николаем Михайловичем, читаем: «Дантес, Алексей Григорьевич, умер 12 мая 1895 года».

Имя Григорий созвучно Георгию, а последнее имеет французский аналог – Жорж. То есть отцом Алексея Григорьевича был Жорж Дантес, человек с фамилией, для России нетипичной и неудобной. Жил этот искатель счастья и чинов в нашей стране в 1833–1837 годах. Когда же и при каких обстоятельствах мог он обзавестись здесь сыном?

10 января 1837 года блестящий кавалергард женился на весьма непривлекательной, да к тому же ещё и беременной фрейлине императрицы Екатерине Гончаровой, родной сестре супруги A. C. Пушкина. В марте Екатерина родила. Дантес в это время был уже за границей. Вскоре к нему присоединилась и суженая.

Новорождённый получил фамилию официального отца, но сыном Дантес его на считал. В 1852 году супруга, навязанная ему III отделением канцелярии Его Величества, умерла, и «заботливый папаша» тут же спровадил 15-летнего Алексея в Россию, к его родственникам Гончаровым. Вскоре А. Г. Дантес оказался в Москве.

Жил Алексей Григорьевич на Новинском бульваре в доме провизора Александра Витальевича Орлицкого. У него было две дочери – Мария и Надежда. Обе танцевали в балете Большого театра. Первая – с июля 1875 года, вторая – с февраля 1877-го. Сценическая деятельность младшей окончилась 9 мая 1877 года.

А. Г. Дантес умер в возрасте 58 лет, был похоронен на Ваганьковском кладбище. С бароном Георгом Геккерном (бывшим Дантесом), невольно прикрывшим грех его матери, никогда не встречался и не переписывался. Жизнь Алексея Георгиевича прошла тихо и незаметно. Сознавая неприязненное отношение общества к самому звуку его фамилии, он, как сказали бы сейчас, старался «не высовываться».

Злополучный бастард мучился от сознания чудовищной вины своего названого отца. А Геккерн-Дантес всю жизнь бахвалился своим «подвигом». Мерзавцам, как известно, везёт. Кстати, он даже пережил своего приёмыша, скончавшись через полгода после него в богатстве и почёте.

Единственная. Как-то театральный художник Василий Командерков в компании С. Есенина и В. Шершеневича засиделся в кафе «Стойло Пегаса» на Тверской. Была уже ночь, когда Есенин вдруг вспомнил о своих детях и захотел увидеть их. Сопровождать его на Новинский бульвар согласился художник.

Костя и Таня жили с матерью, З. Н. Райх, вышедшей к тому времени замуж за режиссёра В. Э. Мейерхольда, который и открыл «гостям» дверь квартиры. После настойчивых просьб Есенина ему показали спящих малюток. Расцеловав их, он тихо покинул чужой дом и потом долго сидел на скамейке бульвара. «Сергей Александрович говорил, – писал позднее Командерков, – что очень любит своих детей, и задавал вопросы: как так могло случиться, что дети не с ним».

…Сына Зинаида Николаевна родила 20 марта 1920 года. Позвонила мужу и спросила, как назвать его. Предложил Константином. Посмотреть на сына не пришёл, и Райх ещё долго оставалась в Доме матери и ребёнка. К Есенину она не возвратилась.

Случай свёл супругов на Ростовском вокзале. Зинаида Николаевна ехала в Кисловодск, и её увидел А. Б. Мариенгоф. Райх попросила его:

– Скажите Серёже, что я еду с Костей. Он его не видел. Пусть зайдёт, глянет. Если не хочет со мной встречаться, могу выйти из купе.

Есенин сначала заупрямился:

– Не пойду. Не желаю. Нечего и незачем мне смотреть.

Но Анатолий Борисович уговорил его:

– Пойди, скоро второй звонок. Сын ведь.

Пошёл, нахмурив брови; Зинаида Николаевна распеленала ребёнка.

– Фу! Чёрный! – вырвалось у Сергея. – Есенины чёрными не бывают…

– Серёжа!

Райх отвернулась к окну, плечи её вздрогнули.

– Ну, Анатолий, поднимайся, – и Есенин лёгкой, танцующей походкой вышел из вагона. Отец!