Встречи... Разлуки...

Любезнов блаженствовал, лежа за бухтами каната на самом солнцепеке. Больная нога была прикрыта газетой.

— Что? В каюту? Какой же тогда смысл болеть?!

— Поймите, вам вредно сейчас лежать на солнце. Вредно нагревать больную ногу.

— Так я ж прикрыл.

Татьяна наклонилась, осмотрела ушиб: опухоли никакой, кость, несомненно, цела, ссадина, кажется, затягивается, и предложила:

— Давайте снимем лубки. Это же одна видимость, а не лубки. Вы отлично ходите.

— Кто вам сказал? — воскликнул Любезнов. — А может, у меня трещина.

— По всей вероятности, ее нет.

— И это требует доказательств. По всей вероятности, значит, не точно, вот и оставим лубки. Скакать я буду на костыле.

— Симулянт вы, Любезнов.

— Нет, я больной и лечусь. Ложитесь-ка, милая докторина, тоже загорать. Солнышко горячее.

Татьяна опешила от его фамильярного тона.

— Вы забываетесь!

— Да, простите. Забылся. Знаете, как в песне: «Ведь леди вы, а я простой матрос, — промурлыкал Любезнов, — не капитан…»

— Грубиян! — Она резко поднялась и ушла. Насчет капитана этот нахал ляпнул наугад или о чем-то догадывается? Что-то подсмотрел? Перехватил какой-то ее взгляд, иначе и не держался бы так. Пусть! В конце концов, какое это имеет значение? Что ей до Любезнова. Кончится рейс и — будьте здоровы, мальчики!

Надо только довести до определенной точки свои отношения с Николаем. А то слишком уж затянулась официальная часть. Воспользоваться первым же предлогом, напомнить вечер в Новороссийске, напомнить, что существует здесь, рядом, другая Татьяна, а не только та, что ходит по судну в белом халате.

Глава 14

— А почему вы знаете, что заяц принес это яблоко мне, Ленаванна?

— Видела, как шел за тобой.

— Правильно! — обрадованно воскликнул Гена. Может, он и подозревал, что с зайцами не все ладно, но в пять лет не обязательно убеждать себя, что они не бегают вокруг детского сада. Поэтому Гена, уходя домой, задерживался у калитки, и Ленаванна часто оказывалась где-нибудь поблизости. Хорошо, если б Ленаванна взяла его к себе насовсем. Дома плохо, потому что принесли откуда-то крикуху Зойку. В группе у них две Зойки, а Ленаванна все равно любит его больше всех.

— А почему они меня теперь не любят? — Гена требовал немедленного ответа.

До самого дома Ленаванна убеждала его в том, что мама с папой относятся к нему, как к взрослому умному мальчику. Малыш даже повеселел. Легко озлобить ребенка, когда в семье появляется брат или сестра. Старшего не замечают. «Не любят», — решает он. И меняется спокойный, добрый мальчик на глазах. Меняется человек. Пусть маленький, но уже со своим характером, со своими горестями, радостями, сомнениями. Как же оставить его в такую минуту? Кто-то должен восстановить светлый, яркий мир, кто-то должен поддержать, объяснить. Ведь маленькому, помимо всего, очень нужно знать, что кто-то его «всегда любит».

Много их таких, которых она «всегда любит». Прибегают иной раз из школы, радостные, с первой пятеркой и расстроенные, с первой двойкой. Прибегают, когда привычный мир снова качнется и кому-то надо все рассказать, доверить. Большей частью папы и мамы об этом не знают. И не обязательно им знать. Не пойдет она за спиной у ребят обсуждать с папами и мамами доверенные ей секреты. Она прежде всего друг этим маленьким человечкам.

— Ну, вот и пришли! Одной идти скучно, а ты меня немного проводил. Спасибо.

На несколько секунд Елена Ивановна задержалась, глядя, как малыш помчался к своему подъезду.

Что бы она делала без своих ребят? Без своей хлопотливой работы? И в конечном счете бог с ними, с неприятностями, которые сочинили для нее все эти комиссии. Ерунда по сравнению с тем теплом и радостью, которые она здесь получает.

Елена Ивановна взглянула на часы и заторопилась. Надо еще успеть на дежурство в домохозяйстве. Кто-нибудь ее уже ждет.

А потом домой. Должна же быть, наконец, радиограмма от Коли. Сообщила ему, что сын работает. Не ответил. Неужели мальчик ему настолько безразличен?

Переменился Николай. Чем объяснить, как объяснить? Уверять себя — все только кажется? Прежде ведь не казалось.

В домохозяйстве, как обычно в Красном уголке, сидят старушки, ждут, вдруг какое-либо собрание, а пока обсуждают свои животрепещущие дела: внуки, зятья, невестки. Пьяненький к концу дня дядя Харитон объясняет девушке-технику: в пятой квартире всегда краны скручивают, только и бегай туда, вот ежели бы эту коммуналку оштрафовать! Управляющий кричит в телефонную трубку: мы, что ли, шифер покололи, мы телеантенны ставили? За счет ателье отнесем! Очередь возле паспортистки.

Елена Ивановна села в углу за стол, взяла книгу учета. Вчера и третьего дня ни одной жалобы, может, и сегодня никто не придет. С тех пор, как не без помощи депутатов выгнали пьяницу и жулика управхоза, а его место занял майор-отставник, работа налаживается, хотя фонды те же и материалов не прибавилось.