Встречи... Разлуки...

Постепенно шум утихал. Люди разошлись. Только в соседней комнате слышалось щелканье арифмометра да негромкое воркованье старушек в Красном уголке. Елена Ивановна писала новогодние поздравления своим «девочкам» — воспитательницам, придумывая смешные тексты.

— Мы не помешаем?

Она подняла голову. В комнату вошла супружеская пара — высокий плечистый моряк с седой головой и румяным моложавым лицом и, под стать ему, крупная белолицая женщина.

Елена Ивановна помнила ее — приходила, подавала заявление в депутатский совет, жаловалась: крыша протекает.

— Вы ко мне, товарищ…

— Колосова, — подсказала посетительница и села. — Лично к вам.

— Опять потолок? — Елена Ивановна предложила стул Колосову.

— Нет, нет! Потолок в полном порядке, спасибо, — улыбнулась женщина и взглянула на мужа. — Мы пришли посоветоваться. Что же ты молчишь, Даня?

— Слушаю. — Елена Ивановна тоже взглянула на Колосова.

Тот только скорбно сдвинул брови, продолжая сосредоточенно разглядывать «краба» на своей фуражке.

— Вот так всегда! Слова из него не вытянешь, — в сердцах сказала жена. — Выгнали с работы. Двадцать два рейса он сделал в Антарктику, и выгнали.

— Не выгнали, а просто освободили, — негромко поправил Колосов и улыбнулся. Улыбнулся, словно извиняясь за свой приход и за то, что с ним так поступили.

— Не взяли в рейс. Вот уже четыре месяца дома сидит.

— Пять, — поправил жену Колосов.

— Это все твой расчудесный Реутов! Нужен ему такой старший помощник на китобазе! Подхалимничать, как другие, не умеешь, начальству угодить.

— Я ведь просил… — резко остановил жену Колосов и поднялся.

Та тоже встала, взяла его за плечи, переменила тон:

— Не буду, Даня, не буду, — и усадила на стул. Видно, только по ее настоянию и пришли сюда.

— Вы обращались с жалобой? Простите, ваше имя?

— Тимофеевич. Даниил Тимофеевич.. Обращался в районные инстанции. Говорят, вы номенклатурный работник. Словом, не в их компетенции.

— Какая же все-таки причина увольнения? — спросила Елена Ивановна.

— Так ведь не уволили! И в рейс не взяли, и не уволили. Оставили в состоянии невесомости. Даня, но и ты обещал! Обещал все сказать. Уже пять месяцев собираешься. Заговори наконец! — взмолилась Колосова.

— Причина освобождения — некачественный ремонт китобазы. А конкретно — неотремонтированный кафердам, — сообщил Колосов.

— Кафердам?! Придирка! Даю вам слово. Все это придирки! — горячо воскликнула Колосова.

— А все же что это такое, этот самый кафер? — спросила Елена Ивановна.

Теперь Колосова уже не нужно было вынуждать к разговору. Он взял листок бумаги, начертил китобазу, объяснил. Вот здесь находится кафердам — отсек между жироваркой и танком. На заводе во время ремонта надо было оббить ржавчину, покрасить.

Нельзя сказать, чтобы после этих объяснений у Елены Ивановны сложилось четкое представление о ремонте злополучного кафердама, но казалось, что такой человек, как Колосов, не пришел бы с жалобой, если б чувствовал себя виноватым.

Условились встретиться через несколько дней и решить, как действовать дальше. На эту встречу надо обязательно пригласить Ваню Осадчего. О нем Елена Ивановна подумала еще в самом начале беседы. Уж он-то, служивший в военно-морском флоте, в точности разберется в кафердамах. Да и вообще вдвоем легче заниматься проверкой, легче объясняться с начальством.

Можно, конечно, записав жалобу в журнал, официально привлечь к проверке кого-либо из депутатского совета при домохозяйстве. Но здесь в большинстве служащие, да и нет ни одного такого энергичного и резкого, как Осадчий.

Нелегкое предстоит дело. Очень нелегкое. О том, чтобы на правах знакомой позвонить или даже зайти к Реутову, не может быть и речи. Для нее, человека несведущего в морском деле, он найдет достаточно веские доказательства своей правоты.

А если супруги Колосовы чего-либо недоговаривают? Нет, нет. И он, и она искренни.

Размышляя о том, с чего начать проверку, Елена Ивановна, как обычно, заглянула в ящик для писем. Пуст. Но в замочной скважине записка:

«Зайдите! Для вас кое-что есть. Женя».

Елена Ивановна позвонила к соседке. Та вручила ей бандероль. Бандероль от Васи!

Вернулась к себе, гадая, что может быть в небольшом плотном пакете.

Блузка. Белая скромная блузка с английским воротником и перламутровыми пуговицами. Подарок сына. На первые трудовые деньги.

Сидела, прижав к лицу кофточку, сохранившую, как все новые вещи, специфический запах фабрики. Сидела счастливая, в состоянии умиротворенной радости. Все-все она простила сыну за эти минуты. И, наверное, не придется уже никогда и ничего прощать, потому что не может быть плохим человек, который в первый, такой важный для него день, вспомнил о матери.

Вася прислал блузку, потому что мать носила такую же. Еще до знакомства с Николаем. У нее была одна белая кофточка и для работы и на выход. Вечером стирала, крахмалила и утром надевала свежую, без единой складки. «Ты в ней самая красивая…» — сказал когда-то Вася.