Встречи... Разлуки...

Но то, что он так просто, так легко поддержал этот обман, больно кольнуло Татьяну. Одно дело, когда она, женщина, прибегает к всевозможным уловкам и совсем другое, когда это делает мужчина.

Неприятный осадок этот, однако, скоро исчез. Одна ночь осталась перед долгой разлукой. Всего одна ночь.

— Ты пойдешь каналом. Там на берегу есть поселок. Знаешь его? — Татьяна назвала село, которое заметила еще по дороге в Николаев. Берег там обрывистый, и фарватер проходит недалеко от него. — Я буду стоять за селом. Ты увидишь меня в бинокль.

— И без бинокля увижу, — сказал Николай Степанович.

Она в последний раз пожелала ему хорошего плавания, благополучного возвращения.

Через несколько часов, убедившись, что «Иртыш» снялся, Татьяна взяла такси.

Доехали до села, о котором она говорила капитану, довольно скоро. Выйдя из машины, Татьяна пошла к обрыву.

На берегу возле кустов приткнулась легковушка. Первые «дикари» грелись на солнце, предусмотрительно расстелив на песке толстое одеяло.

Рыбьей чешуей серебрился лиман. С пронзительными криками носились над ним чайки. Неподалеку от берега застыли шлюпки с рыбаками, тоже застывшими у своих удочек. По фарватеру, отмеченному вешками, и дальше, к середине лимана, деловито сновали буксиры.

«Иртыша» еще не было видно.

Татьяна устала стоять на одном месте. Но и ходить неудобно — каблуки вонзаются в землю, рыхлую после дождя. Присела на свой чемоданчик, повернувшись спиной к весеннему солнцу, чтоб не загорало лицо.

А если судно задержится и придется сидеть до ночи? Ей уже хотелось, чтобы ушел «Иртыш». Устала. Смертельно устала от того, что нужно взвешивать каждое слово, рассчитывать каждое движение, думать, как оно будет воспринято. И не день, и не два это продолжалось. Она не смела быть такой, как обычно, боялась рассмеяться, когда хотелось смеяться, боялась показаться скучной, если становилось тоскливо.

Она вдруг почувствовала, что ревнует его к женщине, от которой он ушел. Ревнует к тому, что, вероятно, в их жизни было все искренно, чисто, им не нужно было ни притворяться, ни лгать.

Ну когда же, наконец, появится «Иртыш»? Татьяна пристально вглядывалась в серебряную рябь и вдруг, увидела теплоход. Ну да, конечно, «Иртыш»! Казалось, что он стоит на месте. Нет, движется потихоньку.

«Иртыш» подходил все ближе. Сняв с шеи легкую шелковую косынку, Татьяна подняла ее над головой.

Словно бы со стороны представляла себя на краю обрыва: черная волна волос, белое платье и прощальный взмах косынки. С этим пусть он уйдет в море.

Вот уже можно различить матроса на баке.

А вон, на мостике, Николай.

Несколько раз Татьяна взмахнула косынкой.

Капитан приподнял над головой фуражку.

«Иртыш» величественно проплывал мимо.

Глава 23

Нельзя сказать, чтобы Елена Ивановна не волновалась, дожидаясь, пока новый председатель начнет принимать трудящихся. Не раз присутствовала она в приемные часы прежнего. Уходила иногда с неприятным чувством: казалось ей, что начальство словно отбивается от жалоб, накладывая резолюции с указанием отдела или руководителя, которого отныне и надлежит навещать товарищу.

Тем не менее размашистая резолюция магически действовала на большинство посетителей и, бережно держа в руке бумажку со свежими чернилами, они покидали приемную.

Однажды она свои соображения высказала ему, ожидая получить в ответ резкую отповедь. Однако председатель, доверительно коснувшись ее руки, сказал: «В ящике у меня нет ключей от квартир. И не только ключей, но и многого другого, чего у меня просят».

Верно, конечно, когда сдается дом, то жилая его площадь давно делена-переделена. Вырастают новые кварталы, а жилья все не хватает. Но разве не лучше честно сказать: не ходите, в ближайшее время квартиру вы не получите. Лучше ведь так, чем расписаться еще на одной бумажке, пообещать, подать заведомо ложную надежду, пусть человек ходит, обивает пороги, просиживает в приемных, огорчаясь каждым новым отказом.

Об этом Елена Ивановна тоже сказала. «Под лежачий камень вода не течет», — услышала она в ответ.

Сегодня, дожидаясь приема у нового председателя, она волновалась. Как же будет теперь?

Он вошел в приемную неторопливо. Наклонил лобастую голову, здороваясь с депутатами.

Первой на очереди была старуха. Опухшими в суставах пальцами вытащила пачку потрепанных бумаг.

— Я инвалид первой группы. Несколько лет живу в подвале, — начала она.

Кононенко принялся читать многочисленные резолюции, справки, заявления и акты обследования.

— Вам скажут, что я потеряла право?! Но комнату предлагали без удобств.

— Минуточку. Дайте разобраться, — все тем же ровным тоном проговорил председатель.

Просмотрев бумаги, он отдал их помощнику, сказал несколько слов и обратился к старухе.

— Придете в будущий вторник к нам сюда, на второй этаж.

— А как же с моей квартирой? — снова запричитала старуха. — Никто даже до конца не выслушает.

— Придете в будущий вторник, получите ордер на комнату.

Женщина застыла с платком у глаз, недоумевающе оглянулась, словно сказано это было кому-то другому, не ей. Потом, спохватившись, торопливо проговорила:

— Умоляю вас, как сына.