Случай Артура представляет интерес и с точки зрения психиатрии. Его детство было исключительно благополучным и свободным от каких-либо травмирующих эпизодов, а состояние психики на сегодняшний день свободно от минимальных отклонений. Общее ощущение внутреннего покоя, высокая самооценка и любовь к приключениям сделали Артура идеальной кандидатурой для его миссии.
Подобно многим другим, история Артура поднимает массу вопросов о взаимоотношении мысли и физического мира, причины и следствия и о капризах человеческой памяти. В его метафорах есть своеобразная органичность. Темный "пузырь", нависший над Землей, и светящаяся нить, соединяющая светлые силы, вполне уместны в сумеречной зоне между сферой мысли и физическим миром. Подобно волнам и частицам в квантовой механике, они словно могут быть то физическими реальностями, то мысленными образами - все зависит от контекста. Мысленные образы невозможно противопоставлять физическим реалиям - настолько тесно они переплетены между собой. "Пузырь" - это как будто то, что действительно разрушает Землю, он реальнее метафоры, в то же время это устрашающий символ, созданный в мыслях Артура, чтобы навязать ему определенное по содержанию и силе впечатление. А нить физически служит Артуру дорожкой на корабль, одновременно являясь ярким символом связи и отношений.
Даже аналогия кроликов с фермы и игры с "пришельческими кроликами" (светлыми существами) более емкая и органичная, чем любая простая аналогия. Опираясь на подобную игру образов, мы можем прийти к новому пониманию взаимоотношений мысли и физического мира, которые, по западной традиции, привыкли воспринимать совершенно дискретно. Может быть, человеческое сознание само является источником творчества, основой существования, порождающей и мысль, и физический мир.
И наконец, случай Артура поднимает вопросы забвения и возвращения воспоминаний, аналогично тому, что мы видели на примере Эда (глава 3).
432
Почему ни он и никто из его родственников не касались в разговорах события, произошедшего в 1964 году? И какой инцидент вызвал воспоминания? Какие силы спустя двадцать пять лет побудили его сестру заговорить о событиях, которые в итоге привели его в мой кабинет? В какой мере силы забвения и вспоминания обитают в психике Артура? Нельзя ли предположить, что они навязываются посторонними агентами, например пришельцами, которые решают, когда им следует дать ход? Это лишь немногие их тех вопросов, которые порождает история Артура.
16
ВМЕШАТЕЛЬСТВО ПРИШЕЛЬЦЕВ И ЭВОЛЮЦИЯ ЧЕЛОВЕКА
На Тибете рассказывают такую историю.
Жили-были две лягушки. Одна - в пруду, а другая - в океане. Приходит как-то океанская лягушка к той, что всю жизнь прожила в пруду.
- Ты откуда? - спрашивает та.
- С океана.
- А большой твой океан?
- Огромный!
- В четверть моего пруда?
- Больше!
- Неужели в "половину?
- Еще больше.
- Уж не хочешь ли ты сказать, что океан во весь
мой пруд?
- Куда там, еще больше!
- Не поверю, пока не увижу. А как увидела прудовая лягушка океан, ее голова лопнула, не в силах объять мысль о его величии.
Когда с нами что-то происходит, мы воспринимаем событие как единичный факт. А обращаясь мысленно к своему прошлому, обнаруживаем у себя в жизни некую логичную последовательность, воспринимаем ее как цепь событий, вытекающих одно из другого. Когда я впервые услышал про НЛО, я был потрясен, но не мог подозревать, что уфологические события откроют новый период в моей профессиональной жизни, а главное заставят меня распахнуть свое сознание навстречу неведомым и как будто нереальным фактам.
434
Каждый из тринадцати персонажей моей книги рассказывает свою личную уникальную историю. Но за их рассказами, при всем их разнообразии, обусловленном индивидуальными особенностями моих пациентов, совершенно различными обстоятельствами их жизни, семейного, социального, образовательного статуса, просматривается определенная модель, роднящая все проявления феномена похищений.
Несомненно, у меня найдутся оппоненты, которые заподозрят меня в подтасовывании историй с тем расчетом, чтобы они получше вписались в созданную мной модель. Могу возразить им следующее. Начиная работать с испытавшими, я был полон скептицизма, не уступая в этом самым недоверчивым из своих читателей. Когда у меня стали открываться глаза на некоторые уфологические явления, я очень стал бдительно следить за эволюцией своих взглядов, остерегаясь завести себе новое твердое мировоззрение взамен того, от которого мне пришлось постепенно отказаться. Я намеренно включил в книгу так много историй похищенных мне хотелось, чтобы читатель сам составил себе впечатление о феномене похищения. Я также не могу сказать, что отобрал типичных представителей испытавших или типичные истории, поскольку не знаю, что в данном случае молено считать типическим.