Встречи за порогами. Унья — красавица уральская

Засняв водоем, мы спустились к лагерю. Со стороны гребня Пумсаюмнёла до нас долетела веселая песня. Евгений смеется:

— Наш мансийский князь навеселе возвращается!

— С мясом едет!..

На высоком берегу речки Саввая показалась упряжка из пяти белых, как лебеди, оленей. За собой они тянули по траве нарты с двумя седоками. Первое впечатление было действительно таким: не княжеский ли это выезд на парадных оленях?

Белоснежные животные быстро затащили нарты к нашему лагерю. Тяжело дыша, остановились. Это были редкостные олени-альбиносы с большими кустами ветвистых рогов, крупные, по-настоящему царственные быки.

На нартах сидел застенчивый мансийский мальчик лет семи, одетый во все национальное, как заправский мужчина: маленькая малица поверх цветастой рубашонки, на нотах чулки уанчвай с нярками из оленьих камасов, на поясе охотничий нож со всевозможными подвесками, среди которых выделяется медвежий клык. Наверное, у отца занял пояс.

— Знакомьтесь, это Савва, — отрекомендовал Мартын. — Его отец приглашает вас в чум, оленей послал за вами.

Мы не ожидали подобного гостеприимства. На радостях предложили чаю гостям. Савва получил, конечно, солидную порцию сахара.

— Это его, — кивает Мартын на мальчика, — прадедушка жил тут, на этой речке, Саввае. В честь старика и назвали парня.

Савва по-русски не понимал. Поглядывал на нас, с аппетитом отхлебывал из кружки чай.

Мы охотно направились к чуму мансийских оленеводов с киноаппаратурой. Дорогой я не переставал восхищаться оленями. Нас удивляла необычайность зрелища: зимние нарты — и вдруг скользят они по траве, по камням!...

Эта упряжка определенно из легенды! Сказочные мансийские богатыри и царевны непременно ездили на таких белоснежных красавцах-рогачах! Не на такой ли очаровательной пятерке съехала легендарная мансийская дева со скал Камня Писаного на Вишере?...

Вскоре были на перевале, откуда далеко виден светлый конус чума. Рядом с ним — стадо оленей. А вдали горизонт застилают горы, среди которых приметна вершина со столбом Хумвойбиахтес. Слева — характерная гора Воттаратансяхль, сзади — гигантская лысина Лунтхусапсяхля.

У Мартына настроение приподнятое. Ему нравится, что иногда стрекочет наш киноаппарат, и он лихо проносится перед объективом на царственной упряжке. При этом задорно, с визгом покрикивает на животных:

— И-и-и-иэх!

Под гору понеслись пулей. Промелькнули два километра, и мы подъезжаем к чуму. Обитатели его встречают нас в полном составе: трое мужчин и одна женщина. Свора собак носится вокруг нарт.

Оказывается, о нас знают уже все, и даже имена наши известны; об этом Мартын позаботился. Нам оставалось только поздороваться и услышать имя каждого жителя чума.

Один из мужчин с длинными курчавыми волосами, похожий на цыгана, на отличном русском языке обращается к нам:

— Хорошо, мужики, сделали, что заехали: нам без людей-то ведь шибко скучно!

Это Дмитрий Самбиндалов, главный оленевод. Савва его сын. Алексей и Тимофей — братья.

Без лишних церемоний Дмитрий предлагает:

— Ну, мужики, пойдемте чай пить.

Ведет нас в чум, где его жена Дуся давно уже хлопотала с угощением. Открылась берестяная, прошитая сухожилиями дверь — и мы оказались в древнейшем жилье северных кочевников. Только вместо костра посредине стояла железная печка. На ней пыхтел массивный чайник, рядом парил котел с мясом. На низком деревянном столике с коротенькими ножками были расставлены кружки с блюдцами, сахарница, фарфоровый чайник с заваркой.

Я обвел взглядом стены — они сшиты из длинных полос бересты, вероятно, в два слоя: ни ветер не продует, ни дождь не промочит, ни мороз не проберет. По кругу у стен были разостланы шкуры, на которых нас и попросили устроиться.

— Мартын говорил, что вы давно уже без мяса. Угощайтесь, — сказал хозяин.

Гора дымящейся оленины высится на деревянном блюде. За этим необычным столом мы и познакомились окончательно.

Родственники-оленеводы на кооперативных началах пасут в горах стадо, собранное у многих мансийцев.

Дмитрий с семьей и братом живет в родовом становище на далекой лесной речке Лепле. Там у них старинная изба, доставшаяся братьям от старика отца, Ильи Самбиндалова.

Тимофей Пеликов, или, как называют его здесь, Тимка, живет в захудалом теперь сельце Пелым, бывшем когда-то укрепленным городком югорского князя Молдана. И сестра его Дуся родилась в этом же историческом селе.

Каждую весну родня пригоняет общее стадо сюда, на склон Пумсаюмнёла со стороны речки Сулпы. Все лето кочуют по Уральскому хребту, а к осени снова возвращаются к Пумсаюмнёлу, и как только горы покроются снегом, уходят к своим зимним домам: Дмитрий с Алексеем на Леплю, Тимка — на Пелым.

Мне приятно было слышать музыкальную речь Тимки. Не понимая слов, я просто любовался удивительным благозвучием мансийского языка.

Тон всему разговору продолжал задавать Дмитрий:

— Вы, мужики, далеко ведь собрались! Успеете ли дойти до Сампалсяхля? В горах скоро будет снег!

— Должны успеть. Будем торопиться.

— Обратно идите этой же дорогой. Мы будем стоять здесь долго. Погреетесь у нас…