«Встречи»

На самом деле — это знали только немногие его близкие друзья, Мочульский, в момент тяжелого личного горя, почувствовал необходимость обратиться к Богу и, как бы в ответ, испытал такое особое состояние, что внутренний переворот в нем произошел сам собой, оставалось только удерживать это состояние, не растратить в суете жизни этот дар, для чего необходимо было сделать выбор.

Мочульский выбор сделал.

Он совершенно изменил свой образ жизни, отошел от столь любимого прежде светского общества, от журнальной работы, даже от личного комфорта, внешне как-то посерел и потускнел, внутренне — засветился тихим светом.

Бывают эффектные обращения, особенно в среде пишущих, к которым, несмотря на их очевидную искренность, трудно отнестись с доверием: человек начинает выставлять свою веру, проповедовать, учить других, призывает всех стать на его точку зрения…

С Мочульским ничего подобного не произошло.

И не только в силу его характера, но скорее в силу присущего ему духовного вкуса; некоторые «Монпарнасцы» даже оказались разочарованными — при встречах с ними Мочульский, так же как и прежде, говорил о литературе, о поэзии, о личных делах.

Но они напрасно думали, что Мочульский «ничуть не изменился».

Работа, которую он откладывал так долго, сдвинулась с места. Объединяющая духовная линия нашлась сама собой: «Как преодолевает тот или иной писатель самого себя, как он раскрывает в себе высший образ, какие стадии внутреннего духовного подвига он проходит?»

Книги о Владимире Соловьеве и «Духовный путь Гоголя» явились первыми трудами в этой серии. Книга о Гоголе, из всех написанных Мочульским книг, наименее удалась ему, может быть, именно потому, что духовный опыт Гоголя слишком уединен, противоречив и сложен. Лучшей книгой Мочульского является его «Достоевский, жизнь и творчество», затем — «Александр Блок», — последняя книга появилась в печати уже после смерти Мочульского.

Эти последние книги написаны во время оккупации, в самых ужасных внешних условиях. Больной плевритом, в нетопленной комнате, Мочульский работал с огромным подъемом, буквально голодая. В то же время он находил в себе силы заниматься делами «Православного Дела» и церковными.

В 1946 году Мочульский заболел тяжелой формой туберкулеза и был принужден уехать на юг. Умирал он медленно и мучительно, понимал, что должен умереть, но не замкнулся в своих страданиях, в эгоизме больного.

— «Сообщайте мне всё о наших — близких и дальних, нужно до конца быть с людьми, думать о них, не отрываться от них», — писал он в одном из своих последних писем.

Друзья, имевшие возможность съездить навестить его на юг, рассказывали, что среди физических страданий Мочульский имел и утешение — переживал часы высокого духовного подъема, чувствовал Бога и особую духовную радость.

Русский епископ, бывший в том районе проездом, исповедывал Мочульского за несколько времени до его смерти и был потрясен силой его веры и готовностью к переходу в иной мир.

Скончался Мочульский 21 марта 1948 года в Камбо, в Пиринеях.

Юрий Фельзен

Юрий Фельзен по внешности был «джентльменом»: корректный, хорошо одетый, всегда спокойный, выдержанный, на первый взгляд он производил впечатление даже несколько «накрахмаленного». Он принадлежал к тем людям, которые кажутся старше своего возраста. Трудно представить себе людей, столь мало друг на друга похожих, как, например, Фельзен и Борис Поплавский. Как сейчас вижу, Поплавский горячится, жестикулирует, сыпет блестящими парадоксами, Фельзен же невозмутимо-спокойно старается вернуть его к основной теме разговора.

Фельзен стал на «Монпарнасе» общепризнанным арбитром в случае идеологических или личных споров. Он не выносил ссор и всегда старался примирить враждующих. Избранный в 1935 году председателем Объединения поэтов и писателей (так был переименован тогда прежний Союз молодых поэтов и писателей), он проявил много такта, настойчивости и дипломатии, для того, чтобы прекратить «литературную войну» группы сотрудников «Чисел» и «Зеленой Лампы» с В. Ходасевичем.

Почитатель и последователь Марселя Пруста, Фельзен, как писатель, старался идти по линии наибольшего сопротивления. Он много и упорно работал, постоянно что-нибудь переделывал и исправлял, не удовлетворяясь никогда тем, что «сразу написалось». Следуя манере письма Пруста, Фельзен порой злоупотреблял длиннейшими периодами, нагромождением эпитетов, утомительно-подробными описаниями. Но читатель, способный сделать усилие, вчитываясь в «Обман» или в «Счастье» — романы Фельзена, находил в них серьезное содержание и своеобразную манеру видеть внутреннее человека.

«Письма о Лермонтове», последняя книга Фельзена, на мой взгляд самая удачная.

Фельзен хорошо знал иностранные языки и иностранную литературу. Его критические заметки в «Числах», во «Встречах», в «Круге» и т. д. всегда бывали содержательны и интересны.