Встретимся через 500 лет!

Женщина обезумела. Пыталась кричать, но горло, схваченное спазмами, выдавало клекот. Он продолжал юродствовать: достал таки крысу, взял за хвост, поднес к ее лицу, запел драматическим голосом:

Услышьте нас на суше —
Наш крик все глуше, глуше, —
И ужас режет души
Напополам…

Генриетта затихла, затравленные ее глаза обречено смотрели на дергавшуюся крысу.

– Ну, что, будем сотрудничать со следствием? – поднес животное к самому лицу.

Она закивала. – Да-да-да!

– А говорила: иголки, плетка, побои. Нет, это маловысокохудожественно, как говорил наш выдающийся писатель Зощенко. Ты как в себя будешь приходить? На столе или за столом?

– За столом, – сказала она.

– Хорошо. Но руки я тебе свяжу. На всякий случай, чтоб поделом не зарезала.

Через десять минут Генриетта сидела за столом в красном облегающем платье и красной же шляпке – их Жеглов нашел в гардеробе. Руки ее были связаны в запястьях.

10. Все смогла пережить

– Вы жестоки, – сказала она, выпив с руки Жеглова коньяку.

– Цель оправдывает средства. К тому же я предполагаю, что вы заслуживаете большего, может быть, даже гильотины. Как там звали вашу королеву, которой головку снесли? Не Генриеттой случаем?

– Чепуха. У нас нет смертной казни. Ее звали Марией Антуанеттой. Дайте мне сыру, – мысли женщины бегали как мыши в клетке.

Жеглов дал. Она съела ломтик. Он сказал, радуясь, что пьян в самую меру:

– Обожаю кормить с рук. Еще чего-нибудь?

– Я съела бы мяса. Большой кусок.

– Это потом. Я пожарю вам с кровью. Нашу мышку.

– А вы мне понравились. Люблю людей, идущих напролом. Сейчас мало таких.

– Хорошо, что вдова
все смогла пережить,
пожалела меня
и взяла к себе жить,

 —

пропел Жеглов.

– Вы все поете и поете. Вы что, певец?

– Я и певец, и артист, и, как оказалось, еще и мастер заплечного жанра. Вот только жизнь вкривь и вкось…

– Наркотики? Водка? Женщины? – спросила с живым интересом.

– И наркотики, и водка, и я сам.

– Что сам?

– Да понимаешь, среди людей живем. Всем нравишься, все друзья, а сам себе не нравишься и не друг.

– Профессор все поправит. Доверьтесь ему.

– Ну-ну. Доверишься ему, а он выпотрошит. Зачем ему моя рыхлая печень? Сердце с рубцами? Удивляюсь.

– Чушь. Что такое эвтаназия, знаете?

– Знаю. Это когда больных убивают из жалости. Что, Мегре и Пуаро были смертельно больны?

– Да. В нашу клинику переводят лишь смертельно больных. Потому и говорят, что она ближе к небу, чем любая другая. И Перен делает все, чтобы они умерли счастливыми. С их разрешения, разумеется.

– И Делу был смертельно болен?

– Да. У него была альтернатива. Умереть через год в нетерпимых муках как Марта Эмбер, страдавшая так громко, что весь Эльсинор вымаливал ей смерть у Господа, или…

– Вас позабавить своей кончиной.

– Он получил все, что хотел, – нахмурилась.

– Что именно?

– Свободу. И мы терпели.

– Что вы терпели?

– Рассказать по буквам?

– Нет, по слогам.

– Хорошо. Год назад профессор сказал Мартену, что болезнь его остановить не удалось, и через шесть или семь месяцев он умрет в адских муках. И потому он хотел бы ему хоть чем-то помочь…

Жеглов криво улыбнулся, сказал:

– На это Лу усмехнулся и спросил: – Чем помочь? Гильотиной?

– Нет. Инъекцией в предплечье, как только это начнется, – ответил ему профессор, – продолжила Генриетта свое повествование. – Неделю вам будет хорошо, как полному сил юноше. Вы обо всем забудете, а по истечении ее почиете во сне.

– Это мне не подходит… – пережив известие, сказал Мартен. – Я вам не красная девица, боящаяся тараканов. Я хочу… Я хочу…

Делу замолк. Лицо его сделалось злорадно-напряженным. Он придумывал себе смерть.

– Чего же вы хотите? – не дождавшись продолжения, спросил профессор. Говорите, я все для вас сделаю. Все что в моих силах.

– Все что в ваших силах? – адская улыбка вмиг завладела лицом несчастного. – В таком случае, я хочу, чтобы вы меня зарезали! Вы, дававший клятву Гиппократа, зарезали! Вы, эскулап великий, не сумевший меня вылечить! Я хочу, чтобы вы пырнули меня скальпелем в печень, под ребро, вы знаете, куда надо пырять! – этот тип вечно оригинальничал, он не мог не оригинальничать.

– Я не смогу этого сделать… – опешил Перен. – Исключено.

– Не сможете? Так наймите кого-нибудь! – захохотал сатанински.

– Вам здесь не марсельский порт! – возмутился профессор. – Где я вам найду убийцу?!

– Это ваше дело. Но я требую, чтобы меня зарезали. В драке, ночью в постели, в парке, где угодно.

– Но почему вы именно этого хотите, почему?! Объясните! – взмолился профессор.

– Все очень просто. Родненькая моя мама с детства кричала мне в лицо, что рано или поздно меня зарежут в вонючей подворотне или дешевом кабаке. И я хочу, чтобы так и случилось. Пусть маменька порадуются пророческой своей удаче, когда вы ей об этом сообщите. И обещаю, нет, клянусь: если вы этого мне не устроите, я переверну верх дном весь Эльсинор.