Когда граф сел в тройку и дверь захлопнулась, привычная гримаса безразличия вернулась на его лицо. Из прилизанных волос выбилась одна прядка, спадая на переносицу. Она не мешалась, потому Джонатан решил не обращать на нее внимание. Очередной бал… Как объяснить отцу, что Макса пригласили на него не из-за прекрасных девушек, с которыми он мог бы там познакомиться, а из-за его принадлежности к творческим личностям, переводчикам и писателям? Бал в честь торгового соглашения с Японской детективной организацией. Преступность в Европе возросла – полиция не справляется. Потенциал Миллера еще не раскрыт: никто не видит в нем умелого детектива – только первоклассного писателя. И то отец крайне недоволен популярностью сына: не в той области он стал знаменит. Ему бы пойти в судьи… или чиновники… Но никак не быть каким-то голодранцем, вынужденным строчить произведения, чтобы хотя бы проживать под крышей.
Но Макс так не думал. Он обретет всемирную популярность и никогда не будет волноваться насчет наличия денег. Впрочем, он и так не беспокоится об этом… Писатель неприхотлив и основные средства уходят на содержание прислуги. Отец его не понимает: как его сын может небрежно относиться к внешнему виду, ходя в одном и том же сюртуке больше полугода! или не надевая тот же корсет под рубашку для придания изысканности его и без того величественному и крепкому стану. А Джонатану же скучно: нет достойного противника в игре разума. Нет друга, с которым можно было бы обсудить величие ума и проблемы – действительного стоящие обсуждения! – в обществе. Поэтому Миллер вынужден целыми днями писать детективы и обычные приключенческие романы – забыться, растянуть время, получить удовольствие и успокоиться от внешних забот сына известного графа…
Он откинулся на мягкую спинку, обитую шкурой какого-то животного. Отец, когда дарил карету на совершеннолетие, сказал, что она очень дорога и таких моделей очень мало, но… Максу неинтересно и это. Какое ему дело до того, какое животное убили, чтобы он мог в не нужном ему комфорте доехать на не нужный ему бал? Совершенно никакого. Молодой писатель тяжело выдохнул, сгорбившись. Видела бы его сейчас Вирджиния… Эта бедная женщина с самого детства мужчины пыталась привить ему простейшие правила этикета: прямая посадка, корсет, перчатки и все прочее, но… Зачем соблюдать это все наедине с собой или самыми близкими? Это же просто показуха для высших чиновников и титулованных дворян… Но гувернантка была непреклонна.
Только Джонатан успел погрузиться в глубокую думу, как кучер остановил резко повозку. Послышалась ругань мужчины, управлявшего лошадьми, ржание коней и… другой язык?! Миллер высунул голову из окна, задернутого бархатной бордовой тканью, и огляделся по сторонам. К карете повернул голову убегающий парнишка – ну лет шестнадцать-восемнадцать, точно не больше! – улыбнулся, извинившись еще раз на другом языке, и поспешил в противоположном направлении. Он отличался от других жителей этого городка… Макс его раньше не видел… Да и внешность не европейская. Да это же один из японских послов из той организации! Но куда он так спешит? В прохладную осеннюю погоду да без камзола – в одной даже не накрахмаленной рубашке и синей жилетке с редкими узорами, прошитыми золотой нитью, – за час до начала бала у милорда Шмидта? Миллер думал, что все японцы жутко пунктуальны, серьезны и чопорны, а тут… Тут этот нарушитель порядка, скуки и серости…
Карета тронулась, а Джонатан вновь облокотился спиной о спинку кресла. Он стал думать об этом парнишке: растрепанные, неаккуратно стриженные – видно, даже самостоятельно – волосы, наверняка жесткие и колючие; радужки и разреза глаз он не увидел, потому что глаза были зажмурены; маленький рост и худощавое телосложение – типичная, по представлению Макса, внешность японца. Впервые он видит иностранца… а уж тем более из такой закрытой и не самой гостеприимной страны как Япония…
Но вот до подъезда огромного здания, принадлежащего графу Шмидта, остались считанные сотни метров. Весь строгий и отрешенный настрой Миллера пропал – на его место пришла нервозность, страх, неприязнь к большому скоплению людей и желание скрыться. Он тяжело выдохнул, сгибаясь еще сильнее и полностью теряя всю осанку. Вновь вернулись мысли об отце: почему он так печется о статусе и семейном положении сына? зачем ему жена, ведь ему всего двадцать восемь; да, эти дамы… благоухают ароматами прекрасных цветов Голландии, но не смогут даже рассказать о ней чего-нибудь дельного или показать ее на карте… нет, уж точно не такой видит женщину рядом с собой Макс.
Единственным плюсом в бале именно в доме милорда Шмидта Джонатан видит его прекрасную горничную Люси Тернер. Юная леди прекрасна, любознательна и добродушна – прекрасный собеседник во время уединения писателя за границами залы, полной придворных дам и интеллигентов. Конечно, манеры в общении и поведении с вышестоящими людьми у нее плохо развиты и еще по-детски сформированы, но именно это простодушие и легкость в общении и нравится Миллеру.