Макс даже думал… Нет, это непростительные мысли… Она же просто прислуга… Отец бы никогда не разрешил их союза. Да и Джонатан видит, что юная леди холодна к нему. Нет, конечно, друг она прекрасный: и поддержит, и подзатыльник даст, когда надо, и раскритикует в пух и прах новый рассказ. Но Миллер чувствует, что не интересует ее. Да и в своих чувствах он не разобрался до конца: любовь это или просто симпатия; или же его так замучили наставления отца и Вирджинии… Сложно это – чувства… Особенно – когда ни разу в жизни не любил. Но сейчас мужчине нужно бороться с желанием развернуть карету к дому или спрятаться в комнатушке Люси от всех этих любопытных глаз.
Он оглядывал уже знатно потрепанный временем сюртук. Золотые нити, которыми были обшиты рукава, оборки лацкана и края карманов, блистали в сумраке, царившем за пределами кареты и внутри нее. Вирджиния обрызгала бутоньерку каким-то дорогим одеколоном, и от них исходил настоящий запах цветов. Кажется, французская лаванда и сирень. Любит же она придавать изыска везде, где можно и нельзя. Голова жутко чесалась из-за этой спермацетовой помады, втертой в волосы, но Макс знает: если Вирджиния увидит, что он что-то сделал с прической, ему несдобровать. От всего так и несет дороговизной, фальшью, показухой… Джонатану не нравится это все. Если бы не отец, он бы ни за что не ходил бы на такие светские мероприятия, не одевался бы по последней моде, не придерживался всех манер этикета и прочего. Но… перечить отцу он не может, потому приходиться играть обычного человека – светского интеллигента, созданного для балов, мазурки, камзолов и помады.
Карета остановилась, и маленький худощавый лакей подбежал к двери, которую граф собирался уже открывать сам – не любит Миллер и эту услужливость, которая, вроде как, дана ему для помощи с рождения в дворянском роду. Мужчина поблагодарил лакея и пошел к подъезду, где его уже встречал дворецкий, отвечавший за список приглашенных. В огромном саду стояли многочисленные фигурные деревья, изображающие разных животных, вазы и просто с ровно стриженными кронами. Где-то вдалеке слышался шум фонтанчика – того самого, величественного фонтана с фигурой Зельды, вырезанной из золота, – а впереди Макс видел огни свечей на подвесных канделябрах. Рядом с ними висели и фиолетовые, лиловые, розовые, белоснежные бутоны прекрасных гелиотропов в подвесных горшочках. Весь дом по периметру был украшен прекрасными разнообразными цветами, но те, что встречали гостей, были лучшими. Джонатан уже привык к этой обстановке. Сперва она угнетала его, доводила до красных щек и абсолютного смущения вперемешку с ощущением ничтожности. Но затем он привык. Граф Шмидт известен тем, что он безмерно богат и дает огромное количество балов – даже больше самого короля! – ну, а главным и одним из самых желанных гостей в его доме считается известный во всей Европе писатель-детектив Макс Джонатан Миллер.
Его отец тоже всегда приглашен на эти церемонии, потому что Миллер-старший – известный судья. Не позвать Джонатана Миллера на прием – равно что лишиться хоть королевского титула. Именно на балах и званых ужинах отец и сын пересекаются чаще всего. Макс не особо любит выходить за границы дома в обычные дни, а Джонатану-старшему просто не хватает времени на поездки в другую часть города, к сыну. Но на балах они не проводят уж сильно много времени вдвоем: Миллер-младший старается скрыться от отца, чтобы он не заставлял подходить знакомится к каждой встречной девушке с глубоким декольте, выходящим за все рамки приличия.
Макс уже не осматривает помещения: ему знаком каждый канделябр, каждая картина, каждый усатый мужчина на ней, полностью помещающийся в рамку лишь до первого подбородка. Джонатан придерживал поближе к себе кожаную сумку, смотря на красный ковер, лежащий на белоснежном паркете с изображением герба семьи Шмидтов. Он знает: сейчас зайдет в огромную залу с гигантской хрустальной люстрой, свисающей с высоченного потолка, персидскими коврами с замысловатыми узорами на нем, богатым на разнообразные угощения и напитки столом; поприветствует всех приглашенных, графа Фрэнсиса; познакомится через отцовских знакомых с их дочерьми или племянницами; пообещает девушкам а-ля сухое выдержанное вино несколько танцев и сядет наконец на стул у стены с шелковыми обоями, привезенными из Китая лишь пару месяцев назад. И правда: все идет по уже давно известной Миллеру схеме.