Максимально высоко поднимаешь левую ногу, и ставишь ее вот сюда. Так, не падаем. Сопротивляемся стихии, не опускаем руки. Ну, поднимай давай.
Одна лапка, как у той тонущей в кринке со сметаной лягушки оказалась на траве. Затем за ней последовала другая. Оказалось, что если сделать три шага влево, то можно оказаться в высокой траве — она неприятно хлестала по ногам, но зато спасала от глины. Мне, не имеющей опыта хождения по глиняным деревенским тропинкам, эта мысль даже не пришла в голову.
Егор, к моему удивлению, не стал заходить. Он шел померить давление соседке бабы Марьи, а не навестить Катю. Я пыталась завлечь его в гости, но он категорически отказался. Хм, похоже первая влюбленность моей подруги окажется невзаимной: молодой медик не стремится к ней, а сама девушка сегодня не захотела говорить о Егоре. Жалко, но так бывает.
Катерина, от скуки, пыталась научиться вязать. Баба Марья хмуро смотрела на ее попытки набрать петли, и через полчаса махнула рукой, и ушла на улицу.
— Кирилл Робертович, оказывается, приехал. Ты знала? — с претензией поинтересовалась я у Кати.
— Знала. Папа сказал. Но у тебя такое настроение хорошее было. Я решила тебе не говорить. Что, уже нагрубил? — с сочувствием спросила подруга.
— Нет, я его не видела. Пашка с Витей сказали, что он с 1 курсом рисует в школе. Я не пошла туда. Папа говорил, он надолго?
— Нет, но я спрошу. В баню пойдем?
— О-о, — простонала я, пряча лицо в подушку. — Мне еще этого не хватало. Ненавижу баню!
— Ты как ребенок, — рассмеялась Катя. — Значит, ходи грязная. Вон, у тебя в волосах кусок какой-то фигни. Что это?
Я сняла в челки кусочек глины под скептический взгляд подруги.
Да, идти в баню придется.
Мои воспоминания об этом душном, горячем аде были освежены.
Баня для городской девчонки — это серьезное испытание. Помимо прочих неудобств баня бабы Марьи оказалась очень старой: печка дымила, сидения не вызывали доверия, казалось, что даже под моим весом (не говоря о Катином) они провалятся, наши шампуни плохо смывались местной водой, свет постоянно мигал, и под конец совсем погас. Хозяйка этого отвратительного строения принесла нам две свечи, зажгла их, и поставила на полку под потолком. Через пару минут Катя умудрилась погасить одну, взмахнул мокрыми волосами.
— Черт! Мне кажется, я стала еще грязнее, чем до похода сюда. У меня в волосах березовые листья от этого дебильного веника. Зачем ты вообще его достала? Катя, какое «попариться»? Ты хочешь, чтобы меня отсюда вынесли? Башку не промыть, жара дикая, хуже, чем на Кипре в прошлом году, нихрена не видно, ты еще… — вот примерное содержание наших бесед в бане.
Естественно, что дома я обнаружила, что не смыла пену, что порезала ногу бритвой, что частички скраба прилипли ко лбу, что березовые листья у меня везде, где можно представить (и где нельзя тоже), так как Катя махала этим веником как сумасшедшая.
Подруга же, напротив, была счастлива, и через полчаса уснула с мокрыми волосами. Ночью она меня разбудила с просьбой найти ей таблетку обезболивающего, так как после ее банных геройств нога заболела с удвоенной силой. Похоже Катерина еще долго не сможет выйти на пленэр…
После всех этих переживаний домой захотелось с удвоенной силой.
Сложности с помывкой, больная подруга (в городе можно бы было вызвать скорую), неожиданно приехавший Кирилл Робертович. Единственное, что давало силы терпеть это испытание — это красивый мужчина-художник из «строяка», как в городе звали строительно-архитектурный колледж.
Интересно, он будет участвовать в нашем пленэре или у них свой план? Я знаю, что их интересует деревянное зодчество, может быть, они приехали рисовать местные избы. Кстати, у многих домов здесь были очень красивые наличники и коньки. Я буду надеяться на второй вариант: пусть он поменьше сталкивается с нашими. И с нашими студентками (мужчина все-таки обладал шикарной внешностью, магнетическим взглядом и природным обаянием), и с преподавателями (рано или поздно Кирилл Робертович прилюдно опозорит меня).
Утром я с содроганием сердца вошла в помещение школы.
Затравлено огляделась, и выдохнула: моего мучителя здесь не было. В классе были только студенты и Борис Таисович. Ректор разделил всех на три группы: первая идет в Черный бор, вторая — на берег к парому, третья— к церкви. Задача у всех одна: выбрать удачное положение, ракурс, сделать набросок. Вечером планировался небольшой разбор полетов и, как в детском лагере, «ночной костер» — посиделки у костра с гитарой и байками. 1 курс был вне себя от счастья. Я вслушивалась в обсуждения, пытаясь понять, кто из преподавателей с какой группой будет заниматься. Но фамилию Кирилла Робертовича я так и не услышала.