Встретимся на высоте

— Урок сорвать хотите? То Усанина в строю как коза прыгает, то ползти они не желают.

— Я тоже, — поддержала из строя Валька своих подружек.

— Что тоже?

— Не стану харавину-то драть.

— Это что еще за слова такие?

Тут наперебой загалдели ребята.

— Все ползаем да бегаем…

— В других школах винтовку разбирают!..

— Винтовку — с пятого класса, а вы четвертый, — уже без напора возразила Женя Травкина.

— А в Таныпе, говорят Егорша и Толя, окопы рыли и бой вели, — набычившись, сказал Панька.

— Какой еще бой? Носитесь летом по оврагам с деревяшками этими. Вот там и ведите бой. А тут урок. Программа. Ее выполнять надо. Прекратить разговоры! — опомнилась наконец-то Женя. — В шеренгу по одному становись!

Первым подскочил и вытянулся в струнку Аркашка. Никто из ребят за ним не последовал.

— Ах так! — рассерженная Женя Филипповна ушла в школу.

Ребята побежали к турнику. Натка, Тонька и Валька начали окружать Аркашку.

— Фашист окаянный! — первой налетела на него Тонька. — Откуда горох набрал?

Тонька и Валька держали Аркашку, Натка выгребала из его карманов горох и возмущенно выкрикивала:

— Колхозный таскаешь! Крыса амбарная!

Тонька влепила ему звонкую оплеуху. Аркашка, весь красный, надув щеки, важно сказал:

— Не ваше дело.

Баянов, увидев драку, зашел в школьный двор.

— Какой же боец из тебя, Аркадий, если девчонки бьют? Из-за чего сыр-бор разгорелся? — насмешливо оглядев встрепанного Аркашку, спросил Баянов.

— Вот! — Натка показала зажатый в руке горох. — Откуда? На трудодни второй год не дают.

Не будь рядом Баянова, Тонька охотно припечатала бы Аркашке еще не одну затрещину.

— Да, в самом деле, откуда? — строго спросил Баянов, сурово посмотрев на Аркашку. Потупившись, Аркашка молчал.

— Что ж! Разберемся в правлении. Идем, Шулятев.

Баянов увел Аркашку. Девчонки, обсуждая случившееся, потолкались еще во дворе и разошлись по домам.

Глава шестая

На другой день после уроков заведующая послала Натку и Тоньку за матерями. Девчонки задержались в пустом классе: такое решение крепко озадачило их.

— Может, извинения попросить. — Натка села на подоконник у вешалки и начала закрашивать мелом чернильные пятна на холщовой сумке.

— «Извинения», — зло огрызнулась Тонька, повязывая платок и натягивая пальто. — Еще чего? Кто-то будет горох лопать, а нам кашу расхлебывать. Твоя мать где робит?

— Молотит за Крутым логом, — Натка тоже сняла с вешалки пальто, натянула вязаную шапку с помпоном.

— А если про Аркашку все рассказать?

— Матерям все скажем. Ясно? А они уж разберутся, кто плохой, а кто хороший.

На улице пролетывал снег. Был он крупным и мокрым. Натка ждала за конным двором Тоньку. Невеселые мысли роились в ее голове. Она чувствовала себя виноватой, особенно перед матерью. Мать не раз говорила бабушке и родне: «Жаль, Ваня не видит, какие послушные дети у него растут, никто худого слова не скажет». А тут вызывают в школу из-за дочери. В последнее время мать и без того ходит хмурая. С тех пор как Маркелыч слег, кто-то в колхозе стал пакостить. Потерялись с тока мешки с пшеницей, исчез мерин Бутышкин. Как председатель ревизионной комиссии, мать объявила ревизию. После работы теперь она часто задерживается на складах, а по ночам долго считает и пишет.

Натка постучала ногами, глубже натянула на уши шапку.

«Что-то Тоньки нет долго. Мать, наверно, отлупила». После того случая, когда Тонькины братья окормили коров, она ходит сердитая.

От сырого снега быстро намокла одежда. «А как же мать и Толя? За целый день до костей продрогнут».

Натка поискала глазами брата. Еще вчера черное, жирно блестевшее под солнцем поле выглядело теперь пестрым и хмурым. Подростки пахали на дальнем загоне, и трудно было в мелькании снега разобрать что-либо. Занятия у старшеклассников уже вторую осень начинаются позднее. Они будут пахать, пока поле все не покроется снегом.

Тонька подлетела к Натке вся запыхавшаяся.

По взволнованному, вздрагивающему и покрасневшему лицу Тоньки Натка поняла, что объяснение ее с матерью явно закончилось «дером».

К Крутому логу вела полевая дорога. Тянулась она за огородами по высокому берегу Ольховки. Когда девчонки миновали починок и к обочинам ее подступили пустынные поля, Тонька сказала:

— Говорят, Бутышкина волки загрызли.

— Кто сказал?

— Баянов сейчас разговаривал с конюхами.

— Как ему было больно… — побледнев, протянула Натка.

— Не знаю. Меня волки не грызли, — съехидничала Тонька. Она терпеть не могла слезливый Наткин голос.