Встретимся во снах

Ночной портье нашёлся. К просьбе Беллы открыть дверь в чужой номер отнёсся с подозрением, даже после того, как она вынуждена была посвятить его в ситуацию. Успокоился только после того, как получил разрешение лично от Тео.

Белла не стала копаться в сумке Тео, взяла её целиком, а также захватила его телефон и ключ от номера. Уже бронируя билеты, спохватилась:

— А второй билет кому? Его паспорт тоже нужен.

— Тебе, — коротко ответил Тео.

Белла сглотнула и начала вбивать в окошко данные своего паспорта, попутно, где-то на втором плане сознания, думая о том, что Тео удалось-таки вручить ей свою карточку и пин-код от неё. Потом вспомнила про обратные билеты из Зальцбурга, спросила:

— Из Зальцбурга билеты попробовать сдать?

Это, скорее всего, можно было сделать только на основании справки о смерти, но произнести это вслух духу у Беллы не хватило. И не понадобилось. Тео резко ответил:

— Плевать.

— Может тебе что-нибудь принести? — спросила Белла, нежно накрыв руку Тео своей ладонью, когда закончила процедуру оформления билетов.

— Нет. Ложись рядом. Мне так легче.

И опять они оказались в позе, в которой проснулись — Тео лежал на спине и смотрел в потолок, положив одну руку под голову, а второй прижимая Беллу к себе.

— Я не смогу сегодня дирижировать…

— Никто не имеет права требовать этого от тебя. Я сама предупрежу герра Краусса. Только, наверное, раньше десяти часов это вряд ли будет удобно.

Клеменс Краусс был импресарио Теодора по концертам в Европе. Они сотрудничали уже 2 года, с того фестиваля в Вене, где Тео произвёл фурор. Белла познакомилась с Крауссом в Зальцбурге. Сколь ни был он галантен с ней во время знакомства, Белла сразу почувствовала его настороженность по отношению к ней. Да и она, почему-то, сразу ощутила к нему неприязнь. Что-то подсказывало Белле, что разговор с ним об отмене сегодняшнего концерта не будет лёгким.

17

Видимо, Белла задремала, потому что очнулась, когда Тео зашевелился и даже, как ей послышалось, застонал. Она встрепенулась. Подняла голову. Он лежал всё в той же позе. Явно, так и не спал. Спросила:

— У тебя руки затекли? Я сейчас…

И Белла попробовала отстраниться от Тео, снять с его плеча тяжесть своего тела.

— Нет, — возразил он и вернул голову Беллы обратно.

Поцеловал её волосы. Тихо произнёс:

— Глаза режет. Как песок насыпали.

— Потому что ты глаз не сомкнул. И не плакал. Поплачь! Тебе легче станет. Думаешь, женщины плачут только потому, что слабые? Так, правда, легче становится. Давай я тебя хоть умою, — закончила Белла и, быстренько перекатившись по Тео, вскочила с кровати.

Намочила полотенце и нежно обтёрла лицо Тео. А когда приступила к его рукам, он перехватил её руки, поцеловал ладошки, а потом потянул Беллу на себя, заглядывая в её глаза с жадностью и любовью. Он так открыто, так откровенно не только брал, но и дарил свою страсть, что невозможно было отличить секс от любви, любовь от утешения, утешение от секса.

18

В десять Беллу разбудил звонок будильника. Она подняла голову и увидела, что Тео уже не спит.

— Ты поспал хоть немного? — спросила заботливо.

— Зачем завела? — предпочёл он не отвечать на вопрос.

— Чтобы предупредить твоего импресарио. Там же, наверное, надо решить какие-то вопросы с залом?

— Не надо. Я буду дирижировать. Другую программу. Скажу ему сам. Позже.

— Хорошо. Раз, уж, проснулись, давай позавтракаем?

— Не хочу. Ты поешь, только не уходи, закажи в номер.

Белла не стала уговаривать, но твёрдо решила про себя, что заставит Тео поесть. Да он сам не устоит, как только ароматный кофе наполнит своим благоуханием комнату!

После завтрака Белла, по просьбе Тео, собрала его вещи и перевезла к себе в комнату. Распечатала с флешки дирижёрскую партитуру литургии «Оплаканный ветром» Канчели на принтере ресепшена. Сам ли Тео вспомнил об этом произведении или на эту мысль его натолкнули слова Беллы — какая разница? Белла очень надеялась, что после этой тяжёлой, разрывающей душу музыки, всё то сумрачное ощущение внутренней драмы, вся эта трагедия и все переживания, развеются в душе Тео и переплавятся в светлые воспоминания о матери, её душевном тепле и ласковых руках. Горькое лекарство Литургии спасёт Тео от бездны отчаянья…

О распечатке там же, на ресепшене, оркестровой партитуры Литургии не могло быть и речи, не говоря уже о партитуре 7-й симфонии Шостаковича. Портье уже начал коситься на Беллу, когда она печатала тридцать четыре минуты Литургии, что, уж, говорить, как он отнесётся к почти полутора часам Симфонии. Значит, надо искать место, где можно было распечатать эту кипу нотных страниц. Кроме того, ей обязательно нужен помощник, чтобы она ничего не напутала в партиях отдельных инструментов.