Встретимся во снах

Белла не знала ни австрийского, ни схожего с ним немецкого языка, но прекрасно поняла, что сказал Тео, вычленив из его речи понятные слова — «программа», «Малер», «касса», «Канчели». И «мама» — слово, звучащее почти на всех языках Земли одинаково.

На словах о том, что «не будет Малера», по залу прошёл заметный холодок недовольства. Большая часть австрийской публики ходит на концерты с партитурой и внимательно следит за тем, насколько интерпретация дирижёра соответствует задумке композитора. Откуда они могут её знать, скажите на милость?

А Тео, между тем, резко развернулся к оркестру. Оркестр сел на свои места и Тео взмахнул дирижёрской палочкой. На слушателей обрушился мощный, терзающий слух, аккорд фортепиано. Зал ощутимо вздрогнул. Аккорд долго затихал в установившейся тишине. И только когда полностью затих, своё царапающее душу соло начал альт…

Краем зрения Белла зацепила хождение в зале. Самые нетерпеливые и недовольные уже встали со своих мест и начали пробираться к выходу. Но остановились в нерешительности около выходов, услышав нежную и печальную мелодию, с которой вступил оркестр. Что происходило дальше в зале, Белла уже не замечала. Оркестр так играл… так выкладывался… так жил горем своего дирижёра, так переживал за него, что полностью затянул её в омут музыки…

19

Последняя нота Литургии растаяла в вышине. Тео застыл, с поднятыми вверх руками. Замерли оркестранты в тех позах, в которых их застало окончание музыки. Зал, казалось, не дышал.

Тео опустил руки и поклонился своему оркестру. Развернулся к зрителям. Оркестр за его спиной встал, как один. Тео поклонился слушателям и ушёл со сцены под грохот аплодисментов, от которых задрожали хрустальные люстры под потолком. На поклоны не вышел.

Белла набралась смелости посмотреть в зал. Казалось, он был заполнен до отказа. То ли ушедшие вернулись на свои места, то ли их было так мало, что их отсутствие было не заметно.

Пробираясь среди заполнившей фойе публики, Белла заметила множество людей с перевёрнутыми лицами, со слезами на глазах. Мужчин. Женщин. Пожилых. Молодых. Она омыла и своё заплаканное лицо в туалете. Стало немного легче, но всё равно захотелось вырваться из здания на свежий воздух. На первом этаже увидела огромный хвост очереди, выстроившейся в окошко кассы. Удивилась. Подошла к началу очереди и спросила по-английски, надеясь, что её кто-нибудь поймёт, — за чем они стоят? Ей ответила девушка — надеются купить билет, который сдадут в кассу. «А таких было много, кто сдал?», — полюбопытствовала Белла. «Несколько человек», — ответили ей. «Прекрасно! — подумала Белла, — Хотя бы платить за репутационные потери и возвращенные билеты не придётся».

На площади перед театром оказалось неожиданно много народа. Сколько из них было слушателей из зала, также как и Белла вышедших подышать свежим воздухом, а сколько тех, кто смотрел прямую видеотрансляцию концерта на огромном экране, было не понятно.

Прозвучал первый звонок, приглашающий публику вернуться в зал, и масса людей потекла обратно в здание. Белла отправилась вместе с ними, забыв, что у неё нет билета. Её не пропустили. Объясниться не получилось. Её не поняли. Белла выбралась из толпы и пошла к служебному входу, где заходила в здание вместе с Тео и оркестром. Дверь оказалась закрыта, и на стук никто не вышел. Звонить Тео или Василию не стала — им сейчас не до неё. А герр Краусс на её звонок не ответил. И Белла вернулась на площадь. Ну, что ж, придётся слушать второе отделение онлайн.

Вся площадь оказалась запружена народом. В основном, молодежью. Белла удивилась, ведь у нас классикой интересуются преимущественно люди старшего поколения. Несколько десятков стульев были, конечно, заняты. На некоторых даже сидело по двое. Люди постарше и поопытнее сидели на принесённых из дома раскладных стульчиках. Молодежь уселась прямо на асфальт перед стульями, а остальные стояли по бокам или за стульями.

Третий звонок Белла, видимо, пробегала, пока искала способы попасть в зал, поскольку оркестр уже сидел на сцене. Тео ещё не вышел. И тут у Беллы зазвонил телефон. Она обрадовалась, решив, что это перезванивает Клеменс Краусс, и она, всё-таки, попадёт в зал. Но звонил Тео.

— Ты где?

— Я на улице. Меня не пустили контролеры. И служебный вход закрыт. Послушаю на улице.

— Нет! Подходи к служебному, тебе откроют.

Едва Белла заняла своё место в ложе, Тео вышел на сцену. Опять облокотился на поручень подиума и объявил: