Встретимся завтра

Красота Марии и смелость её не совсем пришлись по душе дворовым бабам. Оно и понятно: какая замужняя женщина без понятных опасений пустит в дом этакую красу? Поэтому Мария с трудом нашла место в соседнем доме у одной полковничихи, но надолго там не задержалась: хозяева задумали отделять молодых, большую квартиру разменяли, и домработница оказалась ненужной. Недолго думая, Мария пошла в дворники, ей от домоуправления дали служебную комнатку, сначала в цоколе, а потом, когда замуж вышла и родился Юрка, переехали они в однокомнатную на пятом, отдельную и с балконом во двор.

В работе она привычно не ленилась, деревья и цветы во дворе были всегда свежими, асфальт летом не просыхал, в небольшом чистеньком бассейне малышня купалась без опаски – Мария строго следила, чтобы не кидали туда камни да палки или, не дай бог, стекло.

На субботниках командиром была, понятно, тоже Мария: показывала как и что надо сажать, куда вкапывать лавки, где беседку ставить или клумбу разбивать. Чахлые, поободранные ребятней саженцы прежние она, не задумываясь, повыдергала, достала где-то, кроме привычных клёнов и акации, ещё и пяток вишен да абрикосов, они прижились, и вёснами в белый от цвета двор даже прилетали с окраин города пчёлы.

В клумбах тучно белел табак, жался друг к дружке львиный зев, робела от нежности разноцветная петунья, копьями тянулись ввысь глазастые мальвы, колыхали по-армейски аккуратными головками высокие майоры, сильней других пахли, выстелившись ковровой дорожкой, крепенькие бархотки. А осенью сказочно, и до морозов, стойко цвела гордость Марии – большая, в форме восьмерки, клумба белых, бордовых и сиреневых астр. И уж совсем покорили дворовых редкие тогда георгины… Мария окружила их отдельным деревянным заборчиком, укрепила тонкими кольями.

Марию хвалили, на Восьмое марта дарили от общественности то духи, то крепдешиновый отрезик на платье. Она смущалась, говорила: «Да что вы…», «по-ехидному» улыбаясь.

Много знакомых она себе не заводила, дружила со Светой – продавщицей из молочного, полной своей противоположностью: худенькой, задумчивой, невысокой. Парни поначалу подбивались к молодой неунывающей дворничихе густо, но, видно, не очень-то она их привечала, долго никто не задерживался.

Повезло только Виктору, будущему отцу Юрки. Демобилизовавшись с флота, он тоже решил устроиться в городе. На корабле служил он в команде техобслуживания, в железках разбирался и пошёл в домоуправление слесарем. Подтянутый, в бушлате и тельняшке, крепколицый и темноглазый, с тонюсенькими чёрными усиками, он приглянулся Марии. Слово за слово, дальше больше, и во дворе их привыкли видеть вместе, даже не судачили: что ж, пора замуж, пора. Зимой Виктор за полночь частенько помогал Марии убирать снег, однажды зашёл к ней погреться чайком да так и остался почти на четыре года.

Начиналось всё неплохо, Виктора метили в техники, дали квартиру на пятом, когда родился Юрка. Откуда не тем ветром потянуло, но на этих ремонтах, кранах, трубах и постоянных небольших калымах Виктор стал потихоньку выпивать, подолгу просиживал с дружками в подвальной биндежке. Начальство к нему отношение изменило, ссоры с Марией стали привычными. И хоть знали во дворе, что в обиду она себя не даст, но по всему было видно, что долго ей с морячком не прожить.

Пришёл, не задержался особо, день, когда Виктор окончательно разругался с домоуправлением, завербовался куда-то на Сахалин, звал Марию, но не поехала она, хотя развод тоже брать не торопилась. Зарабатывал Виктор в дальних краях неплохо, писем не слал, только на переводах несколько слов чиркал. Деньги высылал не ахти какие, но регулярно. Юрка хуже других не бегал. Через три года заявился в отпуск с каким-то слишком весёлым да диковатым другом, но снова пьяный, и Мария не приняла его. Он уехал к матери в молдавское село, пообещав на обратном пути заехать, оформить развод. Так они расстались.

После Виктора у Марии с год пожил какой-то военный, но тоже она с ним не уживалась, хотя бабы советовали держаться за него: и годы, мол, у тебя, милая, уже к тридцати, и человек трезвый, аккуратный, с Юркой внимательный – чего не жить? Но Мария на советы отвечала коротко: «Всё-то вы видите сквозь стенку, какая у меня с воякой этим жизнь…» Проводив без особых проблем дисциплинированного военного, Мария с тех пор стала жить одна, растить Юрку.

* * *

Степан Степаныч ждал уже полчаса, но Марии не было. От нечего делать он внимательно разглядывал их старый четырёхподъездный дом и думал: «Ничего ещё, крепкий, обжитой. Теперь таких не строят, дома-то здоровенные, а дворы – с пятачок, тишины нету. Пацанва вечером выкатит со всех девяти или двенадцати этажей, деваться ей некуда, вот она и шныряет, как в клетке. А у нас хорошо, тихо… Дом и есть».