Встревоженный зной джунглей

Впервые я смотрела на джунгли в дневное время и была удивлена разнообразием цветовых оттенков. Доминировал живой металлически-зеленый цвет, к которому повсюду добавлялись яркие блики других цветов. Они варьировались от бурого цвета почвы, намытой дождями с гор, до лавандового цвета диких орхидей и желтых банановых гроздей. Неразличимо сливались с ним кусты многоцветной лантаны с белыми, розовыми, розовато-лиловыми, желтыми, оранжевыми и пурпурными цветами. Повсюду над этими неподвижными островками многоцветья сновали птицы и насекомые таких же ярких оттенков: зимородки и длиннохвостые попугаи, канарейки и огромные бабочки с размахом крыльев около фута.

Было воскресное утро. Ни в одно воскресенье за всю свою жизнь я не причащалась в таком прекрасном храме.

Керк поднялся первым и пока я сидела в нашем шалаше, впитывая в себя красоту, он вернулся с завтраком. О том, чтобы развести костер, не могло быть и речи, так как мы все еще находились на вражеской территории. Но он нашел поблизости фрукты, которых было достаточно, чтобы насытить наш голод.

Конечно, прежде всего были бананы. Но Керк еще принес рамбутанов — плодов с твердой скорлупой, покрытых, как и кокосовые орехи, ярко-красными волосками и прозрачной сочной мякотью внутри, — и ананасов.

Я пиршествовала, поедая их восхитительную мякоть, и думала, что никогда в жизни не получала такого удовольствия от завтрака.

Однако этим мой голод был удовлетворен лишь отчасти. С первого момента, когда я проснулась и увидела Керка, я находилась в постоянном ожидании его объятия, поцелуя или какого-нибудь другого знака внимания с его стороны, который бы подтвердил новый характер наших отношений. Хватило бы даже ласкового взгляда для того, чтобы привести меня в его объятия. Но такой знак не поступал.

Утром он приветствовал меня небрежно и погрузился в долгое молчание. Если бы прошедшая ночь не представала передо мной так живо, я бы засомневалась в том, что передо мной тот же мужчина, который обнимал меня так страстно, а потом спал у меня на груди, спокойно завтракающий человек на корточках напротив меня казался чужим. Это ощущение усиливалось еще и тем, что в туземном облачении, выкрашенным, таким молодым, вовсе не Керком, я видела его при дневном свете впервые.

Мне безумно захотелось поговорить о том, что значила для нас обоих прошлая ночь, и таким образом вновь пережить ее очарование. Очевидно, сказывалось мое прошлое. В моем кругу о таких вещах принято было говорить открыто. Мне казалось, так много можно сказать и оценить. Неизведанные эмоциональные сферы открывались передо мной, и хотелось убедиться в своих завоеваниях.

Керк, напротив, по-видимому, полагал, что говорить не о чем. По крайней мере, за завтраком он касался только каких-то совершенно невинных тем. Мне стало ясно, что он откровенно избегает разговора о том, что произошло между нами в ночные часы. Как только скорлупа последнего рамбутана была отброшена в сторону, он поднялся и сказал:

— Ну ладно, а теперь нам лучше уйти отсюда.

— Это так необходимо? — спросила я, предоставляя ему возможность вернуться к интересующей меня теме. — Мне так не хочется.

— У нас нет другого выхода. Мало того, что кто-нибудь может пойти по нашему следу, не забывайте еще и о своих друзьях, они наверняка продолжают тревожиться. — Он взял паранг, а мне предложил «стен». — Вы готовы?

Я почти была уверена, что он добавит «мисс Пауэлл», ровно столько в его голосе и было интимной теплоты. За завтраком он избегал произносить мое имя, хотя я готова была отдать все, лишь бы услышать от него «Роксана» снова, как во время нашей любви. Но у меня была гордость, и ее мне природа отпустила полную меру. И я никогда не унижусь до того, чтобы умолять о том, что должно происходить само собой.

Я посмотрела ему в глаза и ответила:

— Да, я готова.

Я шла за ним. Он не оглядывался.

Зато я невольно каждую минуту с легкой грустью оборачивалась на наше крошечное убежище до тех пор, пока оно не скрылось из виду. Мне вдруг стало любопытно: кто придет вслед за нами? Наверное, какое-нибудь дикое животное.

Эта мысль настолько поразила меня, что я засомневалась: действительно ли так уж значительно то, что произошло между нами сегодня ночью. Имела ли наша физическая близость более глубокую суть, которую я в этом видела? Или в этом выразился извечный инстинкт двух двуногих животных, всего-навсего? Судя по способности Керка освобождаться от таких вещей, правильным следовало бы считать последний ответ.

И все же я не могла с этим согласиться. Всё во мне протестовало, ибо в таком случае все, что я пережила, было просто обманом плоти. Секс — это неотъемлемая часть любви, согласна. Но любовь — это больше, чем секс. С сексом я была знакома и раньше, но встретиться с любовью — довелось только сейчас.