Вторая фаза (СИ)

— Это смотря в каком регионе мы находимся. Вернее, какой именно регион сымитировали долбаные локсы, я имею в виду. Если южная часть планеты, то времени меньше понадобится. Если северная, то, может, и больше. Еще время года тоже влияет.

— Судя по хвойному лесу и зверью, мы где-то в тайге, — предположил я. — Время года — позднее лето или начало осени.

— Возможно, — согласился Ролдан. — Тогда и рассвет настанет чуть позже.

— Как все сложно у вас, — покачал головой Виллис. — На Зеро погода неизменна почти в любой части мира. У нас даже горы — и те невысокие. На их вершинах температура всего на пять-шесть градусов ниже, чем на равнинах. Бывает сезон гроз два раза в год и иногда — период засухи. А так почти всегда тепло и солнечно.

— А Мюн скалиста и камениста, хотя и тропические участки тоже есть, — вставил азиат. — И зима к нам каждый год приходит, хотя и ненадолго задерживается. Магнитные полюса тоже сдвинуты, но не так сильно, как на Земле. Поэтому зимы короткие и теплые.

— Скучные у вас миры, — махнул рукой Ролдан. — То ли дело у нас, да, Шой?

— Надо ложиться спать, — сказал я, проигнорировав вопрос спутника. Спорить о том, чья планета лучше, у меня не было ни малейшего желания. — Нужно также определиться, кто первым останется на карауле. Сменяемся каждые два часа, Гигеон не в счет.

— Я останусь, — не раздумывая, вызвался Ролдан. — Все равно сон не идет.

Спорить с ним никто не стал.

Я примостился возле пня, сняв шлем и подложив под голову ранец. Температура воздуха заметно снизилась, поэтому подполз ближе к костру. Сонливость, как липкая паутина, быстро обволокла мой разум, и я не заметил, как уснул.

* * *

Ветер дул прямо в лицо, принося свежий сладковатый запах ранних цветов. Мы шли по широкому лугу, подпираемому далеко впереди стеной густого леса. Справа изогнутой линией пробегала река, слева была проложена ровная магнитная трасса, уходящая вперед и врезающаяся вдалеке в массив леса. Пустая и тихая, словно всеми забытая. Почти на самом горизонте, чуть ли не пронзая небо, возвышались тонкие и толстые прямоугольники городских зданий. Среди них мельтешили черные точки мелких и крупных транспортеров и вились змейки монорельсовых поездов.

Мы — шли. Я, жена и две дочки.

— Скоро уже? — спросил я.

— Да, почти пришли, — кивнула жена.

— А ему понравятся наши цветы? — спросила младшая дочь. В руках она стискивала аккуратный букет из нескольких ярко-красных цветов. Их названия я не знал — никогда в этом не разбирался.

Как же она подросла, подумал я. Стала выше почти на две головы, и волосы заметно потемнели.

— Они ему всегда нравились, ты же знаешь, — ответила старшая. — Хотя я не помню, чтобы он обращал на них особое внимание… раньше.

Старшая тоже повзрослела. Лицо вытянулось, лоб открылся. Фигура стала более изящной и женственной. Да и выглядела она намного старше своих девяти лет. Наверное, мальчики уже начинают на нее засматриваться.

— Мам, а можно я ему секрет расскажу? — спросила младшая, чуть улыбнувшись.

— Конечно, милая. Все, что угодно. Я сама ему все секреты рассказываю. Потому что он умеет их хранить как никто другой.

Старшая ничего не сказала, только вздохнула. Задумчиво смотрела вперед, чуть прищурившись.

Некоторое время мы шли молча. Я наслаждался видами природы, от которых так отвык. Вдыхал воздух полной грудью и подставлял лицо теплым лучам солнца.

— Это здесь, — сказала Эрика, и мы остановились.

Посреди луга стоял огромный камень, высотой — немногим ниже меня. Темный и тяжелый, он казался здесь чужеродным. Оникс, наверное, или что-то подобное. Правый его край был скошен, а левый составлял прямой угол, заточенный почти до бритвенной остроты.

Это был памятник. Посередине выдолблена крупная надпись: «Рогинев Шой», чуть ниже наклонным, размашистым шрифтом была выведена эпитафия: «За семью, за свободу, за надежду». А еще ниже: «2687–2719 гг.» У подножия камня лежали сухие цветы… много сухих цветов.

Я встал перед ним, не в силах отвести взгляд. В сердце прокралась тревога. Ветер ерошил мои волосы и ласкал щеки, солнце припекало голову. Издалека доносились звуки леса, жужжали какие-то насекомые. Я же был спокоен, как никогда.

— Он хотел, чтобы мы похоронили его в поле. Всегда так говорил. — Жена выдавила улыбку. — Не хотел лежать там, где много народу.

Я кивал, неотрывно глядя на первую надпись.

Младшая присела к подножию камня, убрала сухие цветы и положила принесенный букет.

— Привет, пап! А у меня для тебя есть секрет. — Повернулась к нам и нахмурила бровки. — Только вы не подслушивайте, ладно? Я только папе его расскажу.

— Да никто тебя не слушает, — заверила ее старшая.

Младшая снова повернулась к памятнику и начала что-то шептать.

Старшая просто стояла и смотрела, задумавшись.

— Памятник ручной работы, — продолжила Эрика, и я опять кивнул. — Я уверена, ему бы понравился.

— Сколько времени уже прошло, как… ну как это случилось? — спросил я.