Вторая любовь

— Некоторые называют это землетрясением, — пробормотал Хант, хватая ртом воздух.

— Ну и на сколько баллов оно потянет? — негромко спросила Дороти-Энн. — На семь с половиной?

— По шкале Рихтера?

Она кивнула. Ее глаза казались бесцветными и бездонными, а обнаженное тело блестело в приглушенном свете.

— Я бы сказал, больше похоже на восемь. — Хант убрал с ее лица влажные волосы.

Она уставилась на него.

— В таком случае, — предложила Дороти-Энн, — не попробовать ли нам девять баллов?

Хант почувствовал, как его член оживает внутри нее. Он рассмеялся:

— Может быть, восемь с половиной, — согласился он.

Ее голос звучал хрипло:

— Я готова, если готов ты.

— Разве это не я должен был сказать?

— Какая разница? — Дороти-Энн пожала плечами. — Так как?

— А почему бы и нет? — улыбнулся Хант.

48

Наступило утро, и события прошедшей ночи предстали совсем в другом свете. Тяжелым бременем легли на плечи вина, сожаление и боль.

С первыми лучами солнца Дороти-Энн была уже на ногах. Она оделась, на цыпочках прошла к двери кают-компании, потом остановилась и обернулась. Она смотрела на кровать.

На ней спал Хант. Он лежал на спине в неразберихе простынь, согнув одну ногу в колене, раскинув руки. Его рот был чуть приоткрыт, он негромко похрапывал.

Дороти-Энн подумала, не разбудить ли его, но ей не пришлось принимать решения. Стоило ей только посмотреть на Ханта и подумать о нем, как он сразу же проснулся, словно услышал звонок будильника и телепатически прочел ее мысли. Его взгляд тут же нашел Дороти-Энн.

— Эй, — сонно приветствовал он молодую женщину. Его спутанные кудри придавали ему какое-то мальчишеское очарование. Хант включил на полную мощность свою белозубую улыбку. — Ты чертовски рано встала.

Дороти-Энн не спускала с него глаз. Он был просто неотразим, даже в такую рань. Но этим утром она приняла твердое решение устоять.

— Я собираюсь вернуться на Иден Айл, — холодно произнесла Дороти-Энн. — А оттуда полечу прямо домой.

Если Хант Уинслоу и заметил, что она говорит с ним отстраненно и официально, он никак этого не проявил. Он соскочил с постели и прошлепал к ней босиком, совершенно обнаженный, демонстрируя потрясающее, мускулистое, гибкое тело. Хант положил руки на стены каюты по обе стороны от лица Дороти-Энн.

— А как насчет утреннего поцелуя? — поинтересовался он, щекоча ее отросшей за ночь щетиной.

Дороти-Энн вдруг вся оцепенела и отвернулась.

— Хант, — наконец произнесла она, — мне на самом деле нужно спешить. — Потом женщина посмотрела ему прямо в глаза. — Мне жаль.

Тут Хант заметил, как напряжено ее тело, и увидел выражение ее лица. Он отодвинулся. Уинслоу неожиданно понял, что Дороти-Энн удивительно спокойна и держится холодно.

— А-га, — отметил он, — значит вот так, да?

Дороти-Энн не ответила.

— Случай утреннего раскаяния. — Он легонько потрепал ее по подбородку, повернулся и направился к своей одежде. Хант явно решил не давить на нее. — Как насчет завтрака? — предложил он, одеваясь. — Я бы съел, например, яйцо.

Дороти-Энн покачала головой.

— Нет, спасибо.

— Тогда кофе, — прозвучало в ответ. Хант как раз натягивал рубашку. — Это займет не больше минуты.

— Хорошо, — согласилась Дороти-Энн, делая попытку казаться уверенной в себе, хотя на самом деле ни о какой уверенности не могло быть и речи. — Я быстренько выпью чашку кофе, а потом мне действительно надо бежать.

— Сейчас ты получишь свой кофе, — любезно откликнулся Уинслоу. — Ты бы устроилась поудобнее, а я все принесу. — Он повернулся к ней. — Какой ты любишь?

— Черный меня вполне устроит. — Дороти-Энн развернулась и вышла из спальни. Она вдруг осознала, как мало они знают о вкусах друг друга, о тех деталях повседневного быта, которые как раз и составляют саму жизнь.

Дороти-Энн села в салоне и стала перелистывать старый иллюстрированный журнал, посвященный парусному спорту. Молодая женщина рассматривала фотографии, но не видела их. Ее обуревали противоречивые мысли и чувства. Эта ночь оказалась просто воплощением волшебства, но теперь ей больше всего на свете хотелось сбежать. Какая глупость, думала она. В этом нет ни малейшего смысла. Ей хотелось быть с Хантом, и все-таки она чувствовала потребность расстаться с ним.

Из камбуза появился Хант с двумя кружками кофе.

— Вот ты где. — Он протянул ей кружку, и улыбка осветила его красивое, загорелое лицо.

— Спасибо, Хант. — Дороти-Энн отпила глоток. Кофе оказался очень крепким, но восхитительным на вкус.

Дороти-Энн могла бы поклясться, что в наступившей тишине пошлепывание волн о борта яхты и случайные крики пролетавших чаек звучат громче обычного, делая молчание еще более неловким.

Наконец Хант отставил кружку.

— Хочешь поговорить об этом?

Дороти-Энн отпила еще глоток, потом покачала головой.

— Я не знаю, что сказать, Хант. Я просто… Мне кажется, я смущена и немного напугана.

— Дороти-Энн, — дискомфорт, испытываемый ею, не укрылся от глаз Ханта, — я не собираюсь подталкивать тебя, но мы оба отлично понимаем, что все случившееся этой ночью было замечательно. Это было прекрасно, и ничего плохого в этом нет.

Молодая женщина задумчиво разглядывала свою кружку.