Вторая любовь

— И где вы, по ее мнению?

Хант с горечью рассмеялся.

— Все зависит от того, в каком она состоянии. Если пьяна, то почти наверняка уверена, что я с кем-то шляюсь. Если нет, значит, с ее точки зрения, я качаю мускулы или общаюсь с избирателями.

— Но я не ваш избиратель, — спокойно заметила Дороти-Энн. — Я даже не зарегистрирована в списках штата.

— Мой опыт подсказывает в каждом видеть потенциального избирателя. — Уинслоу легко улыбнулся. — Если не сам человек, то его друзья или родственники.

Дороти-Энн тяжело вздохнула.

— Я… — начала она и покачала головой. Потом сложила руки на коленях. — Прошу прощения. Вы должны извинить меня, Хант. Я боюсь, что слишком быстро устаю. Эти болеутоляющие и все прочее…

Он улыбнулся и поднялся на ноги.

— Понимаю. В любом случае, если вы передумаете, вот моя карточка. — Изящным жестом фокусника, словно из воздуха, он извлек визитку. Положил ее на приставной столик. — Если вам что-нибудь понадобится — все, что угодно, — Уинслоу постучал по карточке, — звоните, не раздумывая. Вы же знаете, у меня есть кое-какое влияние.

— Я это запомню, — отозвалась Дороти-Энн.

— Без подвоха, — добавил он.

Дороти-Энн улыбнулась.

— Спасибо за визит, Хант. Цветы прелестные.

— Никаких шариков и мишек. — Уинслоу подмигнул. — Поправляйтесь скорее.

— Постараюсь.

Как только посетитель ушел, улыбка Дороти-Энн увяла. Она откинула голову на подушки и закрыла глаза.

Вот моя карточка… Если вам что-нибудь понадобится… У меня есть кое-какое влияние…

Дороти-Энн тяжело вздохнула. Хант мог оставить карточку у себя. Подвох или нет, но она не собирается нарываться на неприятности, завязывая с ним отношения. Она соблюдет правила приличия и пошлет ему записку с выражением благодарности за цветы и точка. Все прочее может быть неправильно истолковано, и она не хочет давать ему повод.

Я счастлива в браке. У меня трое прекрасных детей. Чего мне еще желать?

Живого и здорового Фредди.

Ведь я не так много и прошу, верно?

Дороти-Энн услышала шаги и негромкий голос Венеции:

— Дорогая, ты не спишь?

Она открыла глаза и кивнула.

— Хорошо. Пришел доктор Чолфин.

Молодая женщина взглянула мимо Венеции. Прямо у двери стоял хирург, его халат был так накрахмален, что стоял бы и сам по себе.

— Добрый день, миссис Кентвелл, — поздоровался он. — Как вы себя чувствуете?

— Все относительно, доктор. Почему бы вам не сказать мне?

Берт Чолфин даже не улыбнулся.

«Веселый человек, — язвительно подумала Дороти-Энн. — Он бы просидел весь фильм с братьями Маркс[9] и ни разу не фыркнул».

Она смотрела, как врач закрывает дверь, делает несколько шагов вперед, берет в руки ее карту, висящую в изножье кровати. Каждое его движение выглядело точным и продуманным заранее. Даже то, как он просматривал ее историю болезни, кивая время от времени головой в такт своим мыслям, как размеренно достал свою золотую шариковую ручку, отвернул колпачок и начал писать, делая четкую запись, как аккуратно повесил карту на место на спинку кровати, удостоверившись, что она висит абсолютно ровно.

— Ну как? Жить буду? — пошутила Дороти-Энн.

— Да, определенно, — совершенно серьезно ответил хирург. — Вы хорошо идете на поправку. Мы вас очень скоро выпишем.

— Это первая хорошая новость за последнее время.

Доктор Чолфин закрыл колпачок ручки и положил ее в нагрудный карман. Потом нахмурился и задумчиво взглянул на пациентку.

— Мисс Флуд говорила мне, что она ваш самый близкий ДРУГ.

Дороти-Энн с любовью посмотрела на подругу и улыбнулась.

— Да, это так.

— Значит, вы не станете возражать, если она будет присутствовать? Если услышит то, что я собираюсь вам сказать?

Взгляд Дороти-Энн метнулся к нему.

— А что? — неожиданно начиная волноваться, спросила она. — В этом есть необходимость?

— Вовсе нет. Но я понял, что есть ситуации, когда для пациента лучше, чтобы рядом был либо член семьи, либо близкий друг.

Дороти-Энн ощутила, как внутри поднимается неприятное чувство. От насыщенного аромата цветов ее затошнило и в комнате стало невыносимо душно. Сердце забилось быстрее, ударяя частой барабанной дробью.

Она посмотрела на Берта Чолфина.

— В чем дело, доктор? — прошептала женщина. — Что со мной не так?

Врач посмотрел на Венецию.

Венеция взглянула на него.

Потом они оба перевели взгляд на Дороти-Энн.

— Ради всего святого! — выпалила та. — Кто-нибудь скажет мне, что здесь, черт возьми, происходит? Ведь это мое тело!

7

В субботу после обеда Джимми Вилински позвонил Джоэлу, своему букмекеру, из телефона-автомата на Центральном вокзале и сказал, что хочет поставить пять кусков на «Малыша» Родригеса в сегодняшнем бою в Гардене. «Малыш» являлся аутсайдером, и против него ставили двадцать к одному. Но если он выиграет, Джимми получит целых сто тысяч баксов. Именно так.

На другом конце провода попыхивающий сигарой Джоэл проворчал: