На мгновение ее пронзило острое чувство опасности. События вырывались из-под контроля. Ее рука задрожала, трубка билась об ухо.
А Хант продолжал:
— По описанию ваши плащи похожи, как две капли воды.
Дороти-Энн подавила чувство неминуемой опасности.
— Хант, я просто завязла по шею с этим ураганом, и мне надо отпустить Арни с контрактами по продаже «ФЛЭШ». Мы не могли бы поговорить позже?
— Дороти-Энн,
— Хорошо. И прекрати так
Дороти-Энн остановилась на полуслове, вдруг осознав, что в ее кабинете разворачивается драма. Что-то ужасно разладилось в живой картине.
Секретарша наклонилась вперед и попыталась встать. Но Сесилия, быстрая Сесилия, энергичная, злая, здравомыслящая Сесилия, встать не смогла. Нахмурилась. Вид у нее был очень смущенный. Что-то произнесла, и Венеция с Арни обменялись полными ужаса взглядами.
Потом Сесилия повернула голову и посмотрела на своего босса огромными, испуганными глазами.
— Дороти-Энн? — взывал из трубки голос Ханта. — Дорогая, ты меня слышишь?
Но она его не слушала. Трубка выскользнула из ее пальцев. Она не успела еще упасть на пол, а молодая женщина уже бежала к Сесилии:
— Не-ет! — закричала она. — Господи, не-ет!
— Помогите мне, — простонала Сесилия. — Я не могу встать! Ноги не слушаются!
— Звони 911! — рявкнула Дороти-Энн, обращаясь к Венеции.
Венеция застыла на месте.
—
Негритянка сбросила с себя оцепенение и рванулась к ближайшему телефону. Рука Дороти-Энн взлетела, она вырвала коробку из рук Арни. Кленовая коробка и печенье полетели в разные стороны.
— Какого че… — начал Арни.
— Не ешьте печенье!
Начиная понимать, что происходит, Арни уставился на два печенья, что держал в руке. Потом отшвырнул их, словно ядовитых змей.
— Я… Я… парализована, — прошептала Сесилия. Она покрылась каплями пота, ей стало трудно дышать.
Дороти-Энн упала на колени рядом с креслом, в котором сидела ее верная секретарша, и взяла женщину за руку:
— Скорая уже едет, — говорила она. — С вами все будет в порядке.
Сесилия пыталась сфокусировать взгляд на лице Дороти-Энн, но все расплывалось у нее перед глазами. Она потрясла головой и постаралась вдохнуть побольше воздуха.
— Нет. Я умираю.
— Вы не умрете! — с нажимом произнесла Дороти-Энн, но сама понимала, что лжет. Слезы покатились у нее по щекам. — Я не позволю вам умереть, Сесилия! Вы должны держаться! Черт побери, оставайтесь с нами! Помощь уже близко!
Миссис Роузен тяжело дышала, она опустила голову на спинку кресла. Ее губы скривились от мучительного усилия, когда она снова заговорила:
— Мне… жаль… Я… подвела… вас…
— Вы никогда меня не подводили, — рыдала Дороти-Энн. — Ни разу. — Она потрясла руку секретарши. — Вы слышите меня? Сесилия!
Но та смотрела в потолок стеклянными, ничего не видящими глазами. Она была мертва.
Издали доносились завывания сирены «скорой помощи».
Кто-то пытается ее убить.
67
Хант не был психиатром. И ему не нужны были психоаналитики, чтобы понять — в Уайт-Плэйнс случилось что-то ужасное.
Когда Дороти-Энн бросила трубку, он все слышал. Разумеется, слов он не разобрал, но интонации могли всполошить кого угодно. Уинслоу понял, что должен действовать.
Первым делом, он вызвал по пейджеру Боба Стюарта, пилота «Фалькона-50», принадлежавшего «Уинслоу комьюникейшн». Потом, не став даже собирать чемодан, прыгнул в свой «бьюик» и помчался в аэропорт.
Пилот связался с ним по телефону в машине.
— Вы оставляли для меня сообщение, мистер Уинслоу?
— Да, Боб. Я еду в аэропорт Сан-Франциско. Мне необходимо как можно скорее попасть в Нью-Йорк.
Когда они приехали в городской дом, Дороти-Энн так трясло, что она споткнулась и выронила ключи. Венеция подхватила их налету, открыла два замка и прошла внутрь следом за подругой.
Экономка миссис Миллс спускалась вниз по лестнице.
— Миссис Кентвелл! — воскликнула она. — Мы не ждали… — миссис Миллс заметила вдруг выражение лица хозяйки дома и ее повлажневшие глаза. — Что-нибудь случилось?
Венеция направилась к гостиной, потом вернулась, потому что Дороти-Энн осталась стоять в прихожей.
— Где они? — спросила миссис Кентвелл экономку.
— Где кто, мэм?
Дороти-Энн уставилась на нее.
— Дети, — в ее голосе послышалось нетерпение.
Миссис Миллс нахмурилась.