Вторая мировая война. Ад на земле

На Западном фронте, в отличие от Восточного, убийство пленных никогда не считалось законным, но солдаты Эйзенхауэра тоже совершали преступления такого рода. Один канадский солдат рассказывает, как в Голландии во время патрулирования они захватили восьмерых «безлошадных» немецких танкистов, которые пробирались к своим. Их офицер хорошо говорил по-английски, и противники несколько минут поболтали о погоде, о холоде, о том, как было бы здорово разжечь костер. Они как раз шли мимо фермы, разговаривая о том, что там могут быть самогон и поросята; вот бы их поджарить! Канадец потом говорил: «Для него война закончилась, и он, я думаю, был этому рад»¹⁹. Потом канадский лейтенант вдруг повернулся к своему пулеметчику и сказал: «Пристрели их». Немецкий офицер – тот, который шутил, – «побежал вперед, обхватив себя руками, и что-то сказал, а наш парень с “Бреном” дал очередь… Двое, я помню, дергались, как лососи на остроге, и этот парень, “Блонди” с Кейп-Бретона – мы звали его “Блонди”, потому что он все хвастался, какой он был крутой шахтер, – он добил этих двух из пистолета… Я думаю, в наших документах это зафиксировано как уничтожение немецкого патруля. Никто из нас на это особенно и внимания не обратил… Но я вам скажу, что, если бы такое случилось со мной на год раньше, так я бы, наверно, все кишки из себя выблевал».

Союзники с огромным трудом продвигались к границам Германии, преодолевая метр за метром. Рядовой Роберт Котловиц, попав под убийственный пулеметный огонь немцев во время ноябрьского наступления в Эльзасе, через несколько секунд вдруг осознал, что из всего отделения он один остался жив и невредим:

«С этого момента на меня наваливалась растерянность, дезориентация; я помню запах жидкой грязи в ноздрях… слюна мгновенно пересохла во рту и наступило обезвоживание; неестественно острое ощущение собственного тела, как если бы я держал всю его тяжесть; мой собственный худой иссохший скелет, в ожидании лежащий на земле; тяжеловесное наличие растущих из него конечностей, прикрытый каской череп, вибрирующий торс и беззащитную промежность. Нежные гениталии, подтянувшиеся к тазу, и мочевой пузырь, нестерпимо раздутый… Звуки ружейного и пулеметного огня, человеческих голосов, зовущих на помощь, орущих от боли или ужаса, – голоса наших ребят, вначале неразличимые, непривычные по тембру и тону. И жужжание в моей собственной голове, стремящееся заглушить звуки, обрушившиеся на меня снаружи»²⁰.

Он пролежал без движения до темноты, а потом его вынесли санитары. У него развился военный невроз; на передовую Котловиц больше не вернулся. Британский лейтенант Тони Финукейн описывал, как его батальон «шел на сближение с противником» в Голландии: «Мы растянулись по равнине, и это было похоже на непринужденную прогулку под вечерним солнцем. Когда мы уже приближались к месту и люди уже собирались поскорее окапываться, пока не стемнело, вдруг в нескольких десятках метров от себя мы увидели множество людей в сером, которые шли примерно в таком же построении. Представляете?! Два батальона сошлись на открытом месте! Через считаные секунды две маленькие пехотные армии вступили в настоящее боевое столкновение (а заодно и столпотворение). У нас огневой поддержки не было вообще, а наши враги (мы их обычно именовали “подлыми гуннами”) открыли огонь из чего-то вроде двадцатимиллиметровой зенитной пушки. Но в этой стычке с примерно равными шансами мы оказались лучше. Они отошли где-то на полмили»²¹.