…Они сидели на веранде. Гигантский диск смотрел им прямо в лицо с сизо-серого безоблачного неба. Луна лишала воли, выжигала мысли, превращала их в неподвижные манекены – не хотелось ни разговаривать, ни двигаться. Хотелось в бесконечном и бездумном трансе смотреть на светлый небесный лик.
Майя принесла бутылку белого вина и бокалы. Они выпили. Вино было холодным и кисловатым.
– Мне спокойно с вами, – сказала Майя. – Впервые после смерти мужа. Я не ожидала, что встречу человека, близкого по духу…
Она говорила, не глядя на Федора. Лежала, облитая лунным светом, в большом плетеном кресле, положив ноги на соседнее. Черное платье приподнялось, открыв острые коленки. Федор вспомнил картину «Девочка» и подумал, что Майя писала ее с себя. И физически, и духовно. Одиночество среди враждебной и любопытной толпы. И не важно, что на самом деле нет враждебной толпы, а важно то, что она так видит себя и мир. Она и мир – два края, две планеты, а между ними холодная бездонная пропасть. Жертва…
Майя повернулась к нему, протянула руку, и он безотчетно протянул свою, и ладони их встретились. А следом и губы.
– Эта луна сводит меня с ума… – прошептала Майя. – Здесь не должно быть такой луны… Иди сюда!
Она опустилась на пол веранды и потянула его за собой. Звякнули подвески на ее браслете.
Они целовались, лежа на грубой плетеной циновке, а вокруг было светло как днем, только свет этот был странный – ртутный, пепельно-серый, мертвенный.
То, что они испытывали, было как взрыв, как ожог, как жажда погибающих в пустыне, поцелуи их становились все неистовее, они не чувствовали боли, казалось, они теряют разум. Майя вдруг застонала, и Федор опомнился.
– Что? – спросила она, заглядывая ему в лицо.
Он сел, не глядя на нее.
– Ты прав, – выговорила она непослушными губами. – Не здесь, не сейчас…
Он поднялся, помог встать ей. Они не смотрели друг на друга. Пролетел ветерок, принеся запах лилии вуду, и Федор окончательно пришел в себя.
– Идем, – сказала Майя. – Я едва держусь на ногах. – Голос у нее был угасший.
Она показала ему свободную спальню, легко поцеловала в губы, привстав на цыпочки. В ее поцелуе не осталось и следа давешнего безумия.