Вторая невеста

– У вас, философов, все не как у людей! – не мог успокоиться Коля. – Такая девушка!

Федор поймал сочувствующий взгляд Савелия и промолчал.

– Афганец на связь не выходил? Чует мое сердце, он появится! Имей в виду, Федька, узнаю – убью! Ты свои интеллигентские замашки брось, он убийца!

– Давайте за все хорошее! – поспешно произнес Савелий, и они выпили.

– «Хонду» забрал, сделали прилично, – сообщил Коля. – Ирку теперь близко к ней не подпускаю. Тебе, Федя, кстати, привет. От кутюрье Рощика. Говорит, поразительно интересный мужчина этот ваш друг!

– Спасибо.

– Просил узнать, может, согласишься поработать моделью? У них скоро суперпоказ, – Коля хохотнул, и Савелий тоже не смог сдержать улыбки. – Что передать Рощику?

– Передай, что я согласен, – сказал Федор. – Когда показ?

– Согласен?! – вытаращил глаза Коля. – Ты чего, совсем с катушек слетел?

– Я ухожу из университета, ищу работу.

– С какого перепугу?

– Плохой из меня философ, как оказалось. Ничего я в жизни не понимаю.

– Думаешь, у Рощика повезет больше? – ехидно спросил Коля.

– Федя, это пройдет, просто такое настроение! – заволновался Савелий. – Ты еще очень молодой философ!

– Не знаю, Савелий. Что-то не получается у меня с философией.

– Не прибедняйся, ты так классно объяснял насчет смысла жизни, – перебил его Коля. – Как же мы теперь без тебя? Я, например, до сих пор не знаю, в чем смысл жизни. Моей, во всяком случае.

– Я тоже не знаю, – ответил Федор.

– Э, нет! Тебе по должности положено. Вот скажи как философ, вся эта история… что это было? Этот мальчик, Максим Тур, почему он молчал? Он ведь любил мать, значит, должен был возненавидеть сестру, а он молчал… И сестрица спокойно приняла его жертву. И афганец, почему он принял такое решение? Почему пожалел Милу, а не Максима?

– Любое решение кого-нибудь задевает, нет абсолютно правильных решений, я думаю. Он спросил меня, что бы я сделал на его месте? Он знал, что Максим по малолетству неподсуден, а Мила будет отвечать за убийство.

– Знаешь, Федька, ты тут свою мутную философию не разводи! Твоя Мила убийца, и если бы афганец не взял на себя роль суда, он бы спас жизнь остальным. Ты, кстати, тоже чуть лапти не сплел. Вот так. Убила – значит, должна ответить. И точка. Савелий, согласен?

– Согласен, – ответил Зотов, подумав. – Но, мне кажется, я понимаю, что хочет сказать Федя. Бывают ситуации, когда нужно действовать очень быстро, и человек просто не успевает сообразить.

– Эти двое сломали мальчишке жизнь, что тут думать? А гениальная художница замочила еще четырех, кроме Федьки и брата… и их собиралась. Маньячка! Я сразу понял, а вы все слюни распустили – ах, гениальная, ах, необыкновенная. Максим правильный мужик, хоть и … – колоритное словечко сорвалось с губ капитана, – отдал в музей все, даже пачкаться не стал, хотя мог торгануть… наследием. Правда, я бы на его месте устроил костер, чтобы и следа не осталось. Да понимаю я! – воскликнул он в досаде, видя, что Савелий собирается возразить. – Искусство! Такие, как ты и Федька, вечно боитесь навредить. Свободное выражение личности, искусство над, розовые сопли! Искусство – это то, что идет мне на пользу, понятно? Я посмотрел на картину и стал добрее и честнее. Или кино, а нам что показывают? Убийства, грязь, подлость, да меня с души воротит от вашего искусства, насмотрелся. Вот, помню, было кино когда-то – мужик взял женщину с тремя детьми, а она умерла, так он их всех в люди вывел, не бросил! Вот это кино! И не надо мне тут… Савелий еще понятно – он жизни не нюхал, а ты, Федька, ты ж не всегда философом вкалывал, ты ж понюхал пороху. И туда же – гениальная, необыкновенная, нет абсолютных решений! – Последнюю фразу он произнес издевательски, утрируя интонации Федора. – Да этот афганец самый тут виноватый. Войну он прошел, натерпелся. Никто не спорит, а только это не дает ему права спасать убийцу. Ну, попадись он мне! А тебе, философ, я давно сказал: определись, по какую ты сторону баррикад! – Он помолчал. Потом спросил, переводя взгляд с Савелия на Федора: – Имеете что-нибудь возразить, господа?

– Да никто с тобой не спорит, – ответил Коле Федор. – Ты прав. И мы все по одну сторону баррикад, правда, Савелий? – Тот кивнул. – И все, что я говорю, это… как бы тебе объяснить… это мысли вслух, понимаешь? Человек – сложная конструкция, вроде компьютера, и мне всегда было интересно, какие шестеренки сцепляются у него в голове и определяют… э-э-э… движение, понимаешь? Что послужило толчком, почему человек вдруг понял, что может, что имеет право решать? Что собралось в фокус – чувства, эмоции, причины, – понимаешь? Вот что мне интересно.

– С философской точки зрения? – спросил остывший уже Коля и потянулся за бутылкой. – Значит, все-таки философия? А что передать Рощику?

– Передай, что я подумаю. Вообще-то меня уже приглашали когда-то поработать «мужской моделью» в конкурирующую фирму.

– И ты отказался? – рассмеялся Коля. – А может, это твое? Ты давай, думай, только недолго, а то сам понимаешь, такое место пусто не бывает, оторвут с руками.

– Буду думать, – пообещал Федор.

– А чего это мы сидим без дела? – спохватился Коля. – Как на утреннике в детском садике? Савелий, скажи тост! Ты у нас самый начитанный, хоть и оторванный от жизни, – предложил Коля.

– За все хорошее! – сказал Савелий недолго думая.

Тост возражений не вызвал, и они выпили.