Вторая попытка

— Ты прав, но если мы сейчас переговоры начнем, то тем более японцев встревожить можем — им такая покупка не понравится, Зиновий. Пока свои корабли небольшими партиями перебрасываем, то всерьез могут не принять, но броненосцы итальянской постройки сразу же насторожат.

— Тогда сейчас договорится, но тайно, а купить в декабре, и предоплату внести, чтобы в «Ансальдо» от сделки не отказались.

— Уверенно говоришь, будто деньгами заручился. Видимо о том с Витте переговоры вел? Мне ведь сообщили к кому ты намедни ездил.

— О том я записку генерал-адмиралу составил, министр финансов ассигнования выделит на ремонт, переход и на уголь. Из тех средств, что уже на это выделены, но еще не получены. Только и всего…

Зиновий Петрович пожал плечами, демонстрируя свою полную «невиновность» — помимо своей воли встрял в эту подковерную борьбу, все больше убеждаясь в том, что генерал-адмирал откровенно манкирует своими обязанностями, а адмирал Авелан без его одобрения ничего делать не желает. Лишь Дубасов поддержал его начинания, но и его возможности ограничены. Нужны новые орудия, но пока утрясут все формальности, пара месяцев уйдет, пока заказ завод не получит.

— Все что ты про снаряды написал, и взрыватели новые конструкции генерала Бринка — дал указание на полигоне проверить пробными стрельбами. И откуда у тебя такие мысли в голове берутся? Изменился ты сильно, устаешь — глаза у тебя красные, как у кролика.

Ответить на этот вопрос Зиновий Петрович не мог — он и сам не понимал, что в голове творилось. Сны странные видел, да чужой голос постоянно слышал, нашептывания. Такое ощущение, будто бес вселился, и изгнать его невозможно, прямо какое-то сумасшествие накатывает, словно волна прибоя. И никому о том сказать нельзя — чревато последствиями…

Потопление в 1877 году на Дунае турецкого броненосца «Сейфи» паровыми катерами под командованием капитан-лейтенанта Дубасова и лейтенанта Шестакова. Нужно быть отчаянным до безрассудности храбрецом, чтобы под артиллерийско-ружейным огнем подойти к борту вражеского корабля вплотную, и подорвать подведенную шестовую мину…

Глава 10

— Да, к моему великому сожалению, твоя правота оказалась, Зиновий Петрович. Перегрузка на броненосце составит не меньше семисот тонн, и что с этим делать, непонятно. Действительно придется вносить изменения в проект для других кораблей, пока еще не поздно.

Начальник МТК вице-адмирал Дубасов не скрывал раздражения, и во время осмотра достраиваемого, уже находящегося в достаточно высокой степени готовности, броненосца «Император Александр III», мрачнел все больше и больше. И не мудрено — везде были нарушения спецификаций, обусловленные как низкой культурой кораблестроения, так и банальной нехваткой нужных материалов. Из этого положения выходили привычными способами, заменяя одно другим, пусть худшим по качеству, и со значительным от положенного весом. Так при нехватке стальных листов в четверть дюйма (6, 35 мм) толщины обходились трехлинейными (в 7,62 мм), а 10 мм зачастую заменяли полудюймовыми листами. И это явление уже сейчас было повсеместным, подгоняли сроки, страшно представить, что будет твориться на верфях, когда начнется война, и не будет времени ждать требуемых материалов. Водоизмещение каждого броненосца возрастет на полторы тысячи «лишних» тонн, что скажется самым фатальным образом даже при нормальной загрузке углем. А если взять максимально возможный груз кардифа в ямы, то боевые возможности новейших кораблей катастрофически снизятся.

Рожественский это хорошо знал, и прекрасно помнил, с какой поспешностью достраивались все четыре «бородинца». И в результате строительной перегрузки, усугубленной принятием максимального количества угля, которого по расчетам должно было хватить на прорыв через Цусимский пролив, бой и путь до Владивостока, главный броневой пояс толщиной в семь с половиной дюйма, полностью ушел под воду. Как следствие, осадка возросла на три фута, а скорость, и без того недостаточная, снизилась на два с половиной узла. И все — теперь основной защитой броненосца стал только верхний броневой пояс, максимальная толщина которого составляла «жалкие» шесть дюймов, меньше на дюйм, чем на японских броненосных крейсерах. И такую «преграду» двенадцатидюймовые снаряды легко пробивали, да и восьмидюймовые пушки представляли опасность при уменьшении дистанции. Так что его эскадра была обречена — она не могла ни уйти от неприятеля, не имея нужной скорости, не противостоять ему долгое время находясь под обстрелом. Сейчас, стоя у кормовой башни, рядом с Дубасовым и офицерами ГМШ и МТК, он только мог мысленно матерится, ничего другого не оставалось. Но заговорил без ругани, стараясь соблюдать хладнокровие: