Вторая попытка

А вот его императорское высочество, великий князь Николай Николаевич, которого до смерти отца, фельдмаршала Николая Николаевича, именовали «младшим», являлся генерал-инспектором всей русской кавалерии, регулярной и казачьей, так сказать перенял у отца бразды.

А вот клан «Александровичей» куда более многочисленный, занимал более весомые должности. Так старший дядя царя, Владимир Александрович, являлся командующим войсками столичного округа и гвардией, и еще при царствовании покойного брата, императора Александра III был объявлен «государем», если бы охота террористов на самодержца увенчалась новым успехом, подобным кровавым событиям на Екатерининском канале 1 марта 1881 года. Другой дядя, Сергей Александрович, управлял Москвой как генерал-губернатор и командующий округом, и женат он был на родной сестре нынешней императрицы. А вот младшенький, в мундире генерал-адмирала, а чин этот равен фельдмаршалу, сейчас в своей привычной манере, достаточно грубоватой, так как разговор шел без свидетелей, вставлял фитиль самому Зиновию Петровичу за нарушение субординации, за то, что он посмел действовать, минуя своего августейшего начальника. Вот только терпеть неприкрытое хамство и моветон Рожественский не хотел, нужно было поставить «семь пудов августейшего мяса» на место, благо козыри имелись. Именно с них начальник ГМШ и зашел.

— Ваше императорское высочество, в скором начале войны с японцами у меня нет никаких сомнений, и оно произойдет еще по истечении года от нынешнего дня. Больше ждать японцы не смогут, они постараются как можно скорее купить корабли линии, если переговоры с военным министром генералом Куропаткиным не приведут, а они, несомненно, не будут достигнуты, к желаемому для Японии результату. Алексей Николаевич попросил составить записку о спешных мерах по отправке броненосцев с Балтики и Черного моря на усиление нашего Тихоокеанского флота. Каковую я и написал, так и о переносе главной базы нашей эскадры из Порт-Артура в Дальний, что не вызвало противодействия со стороны статс-секретаря Витте.

— Даже так, — генерал-адмирал хмыкнул, лицо обмякло — министр финансов при любом случае старался урезать ассигнования на флот. А тут такая подозрительная уступчивость, весьма настораживающая. «Стрелки» были переведены вовремя, «дымящийся фитиль погас».

— Военный министр генерал-адъютант Куропаткин представил его императорскому величеству доклад по мерам спешного усиления нашего флота. С расчетом, что стоящая в Талиенваньском заливе эскадра сама станет своеобразной крепостью, которая не позволит любым силам неприятеля пройти через узости Циньцжоу. Где также будут возведены укрепления с сильной артиллерией, что обезопасит весь Квантун от посягательств. На сем докладе военного министра была нанесена собственной его императорского величества рукою резолюция — «быть по сему».

Приведенный довод стал для властного генерал-адмирала убойным — великий князь смутился, запал исчез окончательно, ведь распекать строптивого начальника ГМШ за то, что одобрил сам император, было делом крайне рискованным. Племянник не одобрял поведение дяди, и воспользовался первым удобным случаем, когда тот в пятом году, после всех поражений вверенного ему флота, подал прошение об отставке.

Ситуация тогда для его императорского высочества сложилась катастрофическая — гибель броненосцев еще можно было бы пережить, вот только в опекаемой им кассе Красного Креста вскрылась недостача на несколько миллионов рублей, собранных на лечение раненных солдат. Дело житейское — каждый из Романовых имел «собственные кормушки», в которые запускали порой руку как в собственный карман. Но таков был сложившийся в империи порядок, а неподсудность членов правящего Дома не позволяла проводить следственные и судебные действия. Вот только глуповатая пассия Алексея Александровича пришла на бал с большим рубиновым крестом на платье, и для придворных сложить «два и два» было совсем просто. И такого пренебрежения «приличиями» не спустили — знать устроила обструкцию генерал-адмиралу, и тот был вынужден подать прошение об отставке.

С невероятным трудом удалось «прижать» информацию в газетах, но в столице слухи разошлись молниеносно, и его высочество стал персоной «нон грата», оказавшись в положении худшем, чем в котором пребывал затворником сам Зиновий Петрович. Все же он был полностью оправдан по суду, в то время как «семь пудов августейшего мяса», как шутили столичные острословы, стал «протухать» вместе с графом «Полусахалинским». А когда от тебя отворачиваются прежние знакомые, жить трудно. Самому Зиновию Петровичу повезло — его поддерживала жена, и зная ее верность, он открылся Ольге Николаевне, и она снова встала на его сторону, теперь всячески убеждая не жалеть сил, чтобы как можно лучше подготовится к войне с японцами…