– Послушайте, коллега, – отозвался наглец доверительным тоном, – не стоит по всякому пустяшному поводу так напрягать свои голосовые связки. Рискуете разжиться фарингитом. И каково вам тогда будет сюсюкать с собственными внуками пропитым хриплым басом, вместо нежного бабушкиного глиссандо?
– Собственными внуками? – оторопело переспросила завуч.
– Ну а с чьими же еще? – пожал плечами Брамфатуров. – Если вы не собираетесь подрабатывать на стороне наемной няней, а ваша красавица-дочь не мечтает по окончании школы удалиться в монастырь, то возиться и сюсюкать вам придется именно с собственными внуками. Так что поберегите ваши связки, мадам, они вам еще ох, как пригодятся…
Несколько секунд Лидия Парамоновна стояла, не двигаясь, словно соляной столб, в который превратилась чрезмерно любопытная жена библейского Лота. Затем, по мере осмысления услышанного, стала постепенно оживать, словно спящая красавица, разбуженная страстным поцелуем принца. Наконец, взгляд ее совершенно прояснился, губы пришли в движение, но горло не издало ни звука. Очевидно, связки решили поберечь себя сами, без церебральных указаний головного мозга. Некоторое время можно было наблюдать за спокойно покуривающим Брамфатуровым и беззвучно артикулирующим завучем, чем, собственно, школьная общественность и занималась, беспрестанно прыская в сторонку и давя смешки в кулачках. Идиллию нарушило внезапное появление Авенира Аршавировича.
Он был бледен, плохо выбрит, с тусклым ускользающим взглядом, в наглухо застегнутом пальто, свидетельствовавшем о болезненном ознобе, в коем пребывает тело. Увидев Брамфатуров и, видимо, не заметив Лидию Парамоновну, медленно подошел, кивнул и стал бормотать что-то извинительное, примирительное, оправдывающее, снимающее ответственность.
– Не надо, Авенир Аршавирович – прервал его ученик. – На нас смотрят… Вы только ответьте мне, когда вас обещали вернуть в университет: уже сейчас или в следующем учебном году?
Авенир Аршавирович, заметивший, наконец, завуча, тихо поздоровался с нею, скользнул взглядом по лицам притихших школьников. Казалось, он не расслышал вопроса…
Еще внезапнее, чем учитель истории, появился Ерем Никополян, всем свои видом демонстрировавший несгибаемую твердость своего упрямства. Кинув учителям «здрассте», обратился к бывшему однокласснику:
– Слышь, Брамфатуров! Нас в КГБ вызывают. Прямо сейчас. Говорят для профилактической беседы. Якобы больше месяца прошло…
– Так ведь действительно больше месяца, – пожал плечами Брамфатуров. – Наконец-то вспомнили, а то я уже беспокоиться стал… Они хоть машину прислали или нам на своих двоих автобусом добираться?
– Ага, – отозвался Ерем – как же! Прислали: по «чайке» каждому. И мотоциклы сопровождения…
– Это называется эскорт, Никополян. Ладно, пошли, не станем подвергать государственную безопасность тяготам нервного ожидания – заявимся на такси… До свидания, Авенир Аршавирович! Мое почтение, Лидия Парамоновна! Не забывайте на ночь полоскать горлышко календулой…
И тут учитель истории встрепенулся, ожил, взглянул на ученика осмысленным взглядом:
– Володя, они обещали сейчас пять пар лекций в неделю и штатное место со следующего года!
– Насчет диссертации не заикались?
– Заикались, – кивнул Авенир Аршавирович и, виновато улыбнувшись, добавил: – И очень внятно заикались, доложу я тебе…
– Ну так всё правильно: вам сделали предложение, от которого вы не могли отказаться. И слава Богу, что не отказались. Ради чего вам отказываться?
Этот режим только могила может исправить. Люди тут бессильны…
– Авенир! – воскликнул Лесневский, выходя из дверей кабинета истории – Ты с ума сошел! С твоей температурой следует пластом в постели лежать!..
Затем перевел взгляд на Брамфатурова с курящейся сигаретой в руке, на исподлобья косящегося на мир Ерема, и присовокупил к сказанному противоположную по смыслу, но последовательную по чувству реплику: – А впрочем, молодец, что пришел! Тебя здесь очень не хватало…
Брамфатуров, заведя руку с сигаретой за спину, изобразил общий прощальный поклон, ткнул в бок Ерема и направился к лестнице.
– Первый, Первый, я – Шестнадцатый: объект движется в сторону выхода из школы, – доложили Багдасаряну по рации.
– Шухер был? – быстро спросил полковник.
– Никак нет, Первый. Пока всё тихо…
– Почему «пока», Шестнадцатый?
– Спросите об это у Двадцать Второго. Он знает…
Однако Двадцать Второй, если что и знал, на связь выходить не спешил. Не до нее ему было. Пока в памяти вся эта разоблачительная антисоветчина еще достаточно свежа, следовало побыстрее предать ее бумаге. Во-первых, и по службе нелишне, во-вторых, будет о чем покалякать за кружкой пива с такой же мелкой сошкой госбезопасности, как и он, – покрасоваться своей осведомленностью…
Полковник Багдасарян покосился на аппарат прямой связи с начальством – что-то долго он молчит. Ох, доиграется генерал с этим Лаборантом заигрывать! Может самому звякнуть?..
Но это у Багдасаряна прямая связь помалкивала, у генерала Астарова она работала вовсю. Правда, в несколько ином направлении.