Вторая попытка

Апофеозом моих страхов стало отключение света. Он вдруг моргнул и погас. Я осталась в почти кромешной темноте, лишь окна слабо серели. Страх захлестнул меня с головой, животный, дикий. Пусть я и была одна, но в моей прихожей последние дни всегда горел свет, в любое время суток. И я всегда могла выглянуть на улицу — город светится огнями. Сейчас не было ничего, словно я одна осталась во всем мире. Я попыталась найти свечи на кухне, но безуспешно. Свернулась калачиком на диване и уже готова была подвывать от страха. Или бежать наверх, к Сашке, чтобы не быть одной. Здравый смысл удерживал на месте — я боялась, что Саша решит, что это отличный повод перенести наши отношения в другую плоскость.

Я не заметила, как уснула. А когда проснулась, царила такая темнота, что я поморгала, не в силах понять, открыты ли мои глаза. Вскоре глаза привыкли, и темнота стала казаться мягкой, серой. Едва различая контуры мебели, чуть не упав, я дошла до включателя, щелкнула светом — ничего. Попила воды, которая уже успела чуть согреться в не работающем холодильнике, я выглянула в окно.

Ветер не утих, вовсе нет. Но он немного умерил пыл и уже не казался апокалиптическим. Дул занудно, на одной ноте, лишь порой захлебываясь своими порывами. Все было в снегу, намело сугробы, которые сгладили очертания, спрятали под собой все, что могло нарушить снежную гармонию. По тому, что ещё днём было дорогой, а теперь стало ровным полотном снега, шла одинокая цепочка следов. Свежих, ещё не заметенных. К моему подъезду. Я задохнулась от внезапной мысли, сделала шаг в прихожую… остановилась, сомневаясь в своей разумности. Прислушалась, но ничего кроме отдаленного завывания ветра и размеренного хода секундной стрелки в часах не услышала.

— Я сошла с ума, Эльза меня заразила, — прошептала я. Но мой дрожащий робкий голос меня не отрезвил.

Споткнувшись о тумбу, которую я ежедневно толкала туда-сюда, ушибив локоть, я добралась до входной двери. Встала, коснувшись её и остановившись в нерешительности. Затем, не давая себе более сомневаться и раздумывать, отперла замки и открыла дверь. Если в квартире было просто темно — в подъезде царила кромешная тьма. Я стояла на пороге своей квартиры и смотрела в темноту. Внезапно я почувствовала дуновение воздуха, закрыла глаза и почувствовала, как по спине бегут мурашки.

— Адам? — спросила я, не открывая глаз. Казалось, я так больше чувствую и могу уловить его дыхание.

Ногам стало холодно, я переступила и поежилась. Потекли томительные секунды. Я стояла, закрыв глаза, в распахнутых дверях квартиры и даже не чувствовала себя нелепо — темнота, она все скроет. Прикосновение — такое лёгкое, словно дуновение, к моей коже. Мурашки спохватились и побежали второй волной. Рука, касавшаяся меня, заскользила выше, от запястья, вверх, по ямке у локтя, по предплечью, леконько дотронулись до щеки в простой, короткой ласке.

— Тебя не должно быть здесь.

— Но я же тут.

— Я обещала, обещала, что никогда..

— Темно, — по его голосу, мне показалось, что он улыбается. — Никто не увидит. А я никому не расскажу.

На моих губах было его дыхание — так близко, невероятно близко. Я всхлипнула, сдаваясь, буквально толкнула себя вперёд, к нему. Даже не обратила внимания, что ударилась о него, главное — его губы под моими, я могу хвататься за него, срывать с него одежду, касаться кожи. Он был небрит, меня царапала щетина, но даже от этого я получала удовольствие.

— Детка, темно, конечно, но, может, войдем в квартиру?

Он легонько подхватил меня под попу, поднимая, я обхватила его руками, ногами повиснув, как обезьянка. Адам шагнул в квартиру, не замечая моего веса. Щелкнул, закрываясь, замок — вот теперь можно дать себе воли. Темнота, одна темнота, а на мне его руки, во мне он, что может быть прекраснее, удивительнее? А потом, когда все закончилось, когда не осталось ничего, кроме истомы в теле, лёгкой ломоты, приятной, не досаждающей, я лежала, держа его руку, и понимала, что опять не права. Что я слабая, ничтожество. Что этот мужчина мне настолько нужен, что я с лёгкостью переступила и через себя, и через свои без того нетвёрдые принципы. И что, если я не скажу стоп, все начнётся заново, это замкнутый круг. И я буду бегать, и обжигаться, и спотыкаться, и плакать, и грызть ногти, и ждать, снова и снова ждать.

— Уходи, — попросила я и почувствовала, как напряглась его рука в моей.

— Ты так этого хочешь?

— Просто это мне необходимо. Я не хочу…иметь с вами…тобой, ничего общего, — кроме ребенка, растущего в моей утробе, мысленно добавила я. — Если даже ты, даже ты Адам…тебе нельзя верить, зачем вообще все это?

— Это все глупая, ненужная сентиментальность.

— Ты трахал Эльзу, пока я спала в соседней комнате! — закричала я, разом теряя мнимое спокойствие. Села в постели, прижала к голой груди подушку, будто кто-то мог меня видеть в этой темноте.

— Без паники, я одеваюсь.

И правда, скрипнул диван, зашелестела одежда, подбираемая с пола. Я дрожала в ознобе без его рук, тепла. Ах, если бы все было по-другому!