Выбросив испорченный подгузник, я принялась обтирать ребёнка салфетками и удивилась — это не было противно, хотя я и морщилась порой на автомате. Очистив кожу, я разрешила ребёнку принимать воздушную ванну, благо в квартире было тепло. Если честно, я просто не умела одевать подгузники. Когда явилась бабушка Семки, он спал, напившись из бутылочки молока, согнув ручки и ножки в синих ползунках, одетых на голую попу, и немножко пах какашками. Но в таком виде ребёнок даже вызывал умиление. Что бы то ни было, передав ребёнка с рук на руки бабушке, я вздохнула с облегчением. Потом, немного поразмышляв, запоздало ударилась в панику.
Какой мне ребёнок! Мне скоро тридцать, а я даже на руках его держать не умею! Я не знаю, как его успокоить, не умею одевать подгузники, не знаю, чего он хочет, когда кричит! На свой живот я стала смотреть, как на бомбу замедленного действия, а на дату в конце сентября, помеченную в календаре красной галочкой — как на день страшного суда. Я боялась. Мне не на кого опереться, я одна, я даже маме о своей беременности до сих пор не рассказала… Да, мама любит меня, но она так бесконечно далека в своей тщательно сберегаемой благополучности. Будь моя воля, я бы ей вовсе не говорила о своём интересном положении. Но боюсь, это сделать все же придётся. И желательно раньше сентября.
Тем временем настал очередной час икс — день УЗИ. Моя беременность плавно подкатилась к двенадцатой неделе. К этому дню я уже настолько себя накрутила своими страхами, что была почти уверена, что в моём животе двойня. Два орущих Семки разом, только представьте себе! Мною буквально владела паника. Я боялась этого настолько, что остальные проблемы померкли и потеряли свою актуальность, а о мужчинах я не думала вовсе, даже не вспоминала. Снились мне теперь младенцы, мои младенцы. Конечно, статьи в интернете убеждали, что в этом вопросе не маленькую роль играет наследственность, а в моём роду двойни отродясь не было, но вдруг у меня гиперактивные яйцеклетки? В общем я шла на УЗИ и трепетала от волнения с страхов.
— Папа ребёнка будет присутствовать? — спросила медсестра.
— Нет, только мама, — мило улыбнулась я.
Расположилась на кушетке, застеленной одноразовой пеленкой, оголила свой все ещё плоский живот. На него выдавили ледяного геля, я вздрогнула. К тому моменту я уже почти тряслась от ужаса.
— Мамочка, не волнуйтесь так, — укоризненно произнёс врач.
— Скажите пожалуйста, — я очень старалась, чтоб мой голос не дрожал, но похоже безуспешно. — Он там один? Ребёнок?
По моему животу заскользил, размазывая гель, холодный пластик. Я затаила дыхание.
— Один, — наконец ответили мне. Я выдохнула.
Врач диктовал медсестре какие-то цифры, а я успокаивала себя — уж с одним то Семкой я как-нибудь справлюсь. В крайнем случае его можно утрясти. А самое главное — чаще заглядывать в подгузник. Ко мне повернули экран — на нем мешанина черно-белых линий, которые вроде являлись моим ребёнком. Я посмотрела, из вежливости.
— Вас больше ничего не интересует? — спросил врач, когда я уже вытирала живот.
— Что? — недоуменно отозвалась я.
— Почти все пытаются узнать пол ребёнка на первом же обследовании.
— И какого же он пола?
— Раньше второго УЗИ вы этого не узнаете.
— А зачем вы тогда навели меня на этот вопрос? — удивилась я.
— Просто меня удивляет ваше равнодушие. Сообщаю, плод развивается нормально, все соответствует возрасту. Единственное, меня беспокоит ваша плацента — она расположена слишком низко. Об этом с вами поговорит ваш врач.
Мой врач пожала плечами и сказала, что если у меня нет жалоб, то и госпитализировать она меня не будет. Я в ответ тоже пожала плечами и ушла домой. Светило солнце, наконец потекло с крыш и захлюпало под ногами. Обманчиво весенняя погода, лишь седьмое число, нас ещё ждут морозы. Но на душе все равно было легко, с неё свалился не то что камень, огромный валун. Поэтому я шла, подставляя лицо лучам, зная, что они скоро отольются мне веснушками и улыбалась.
Следующий день был праздничным. Женский день. Я всегда получала подарки от Алика, безделушки, украшения, духи…но в этом году и думать нечего ни о подарках, ни об Алике. Я совсем не печалилась по этому поводу, после последнего визита Алика о нем и вспоминать не хотелось, ибо гадко. Однако подарок меня все же ждал. Опять через курьера. Снова букет. Невысокие цветы с мелкими соцветьями нежно сиреневого цвета и пушистыми листьями, а вместе с ними из горшка торчат кисти и карандаши. Выглядело это забавно — эдакий карандашно-цветочный ёжик. Посмотрев на марку карандашей, я присвистнула — покупала такие лишь дважды, цена кусалась. Хотелось одновременно схватить карандаши и проводить ими по бумаге, обмакивать новые кисти в краску, примеряясь, и тут же оставить, сохранить, любоваться. Я поставила горшок на стол — растяну удовольствие. Кто даритель, я и не сомневалась, пусть к подарку и не прилагалось открытки. Алик бы не додумался, для него мои увлечения были слишком несерьёзны. Да и задвинул он похоже воспоминания обо мне, как и я о нем, в самый дальний угол. Пусть, к лучшему.