– При чѐм здесь это? – обиженно заревел прапор. – Это здесь при
чѐм? Я о роте прежде всего думаю, а из Соколова отличный каптѐр
35
получится, он боец аккуратный, бережливый. А сопля не помешает.
Гитлер вон тоже с ефрейторов начинал…
– Не лучший пример, товарищ старший прапорщик, – нахмурился
Зубов.
– Согласен, – кивнул Шматко, – однако лычку Соколову повесить
надо. Однозначно!
– Ладно, посмотрим, – махнул рукой ротный, и тут на его столе
зазвонил телефон.
Ротного срочно вызывал к себе командир части.
На послеобеденном построении Бородин представил личному
составу нового лейтенанта. Смальков спокойно стоял возле полковника,
уверенно вглядываясь в незнакомые лица своих новых товарищей.
– Лейтенант Смальков будет проходить службу во второй роте!. –
раскатисто басил Бородин. – Так что, как говорится, любить и
жаловать!. И ещѐ…
Бородин кивнул Колобкову, и тот «выкатился» вперѐд и, важно
приосанившись, стал читать по бумажке, чѐтко вырубая слова из глыбы
приказа:
– Приказом командира части За успехи в боевой и политической
подготовке! Присвоить звание младшего сержанта следующим
рядовым!. Первая рота – Авдеев, Никоненко!. Вторая рота – Медведев,
Гунько!. Третья рота – Цвирко и Яраев!.
Кабанов не смог сдержать ехидства, его лицо расплылось в
улыбке, и он слегка толкнул счастливых обладателей лычек в бока:
– Дождались-таки… С вас простава…
– Раз-з-зговорчики, – прошипел Шматко, бешено вращая глазами. –
Слушайте приказ!
– …А также! За отличную службу! – продолжал тащиться сам от
себя Колобок. – Присвоить звание ефрейтора рядовым: Кормильцеву,
Егорову, Соколову, Харламову, Щепоткину, Юркову…
36
– Оп-па, – Кабанов снова не смог сдержать эмоций, – и Соколу
сопля прилетела… Сокол, ты у нас что, отличник, что ли? Прорвало
начальство, ОРЗ отдыхает…
– Тихо, я сказал, – прошипел прапорщик, но в этот раз голос его
звучал несколько умиротворѐнно. Ему, как и всякому человеку, не могло
не нравиться, когда желаемое становилось действительным.
После общего построения Зубов устроил локальный разбор
полѐтов в роте. Прохаживаясь вдоль строя и окидывая проницательным
взглядом своих серых глаз шеренгу бойцов, он методично и ясно
доводил до их сведения информацию о кадровых перестановках в роте:
– …Тэк! Командиром взвода назначается лейтенант Смальков…
Валерий Геннадьевич… Командирами отделений назначаются младшие
сержанты Медведев и Гунько!. И вам, товарищи младшие сержанты, я
хочу особо сказать, что лычки – это не награда, не привилегия, это
ответственность и дисциплина. Мы, блин, здесь воинов воспитываем,
защитников Отечества, а вы, значит, – самые главные педагоги и
воспитатели. За то и спрос с вас будет покруче, чем со всех! Вопросы
ко мне?
– Товарищ капитан, а ефрейтор Соколов кем командовать будет? –
весело спросил Кабан, косясь на хмурого Сокола.
– Ефрейтор Соколов никем командовать не будет… – ответил
Зубов, остановившись напротив Кабанова и покачиваясь на каблуках. –
Ефрейтор – это такой же солдат, как и все… просто отличный, самый
лучший, можно сказать. Жалко, что для таких распи… расписных
бойцов, как ты, отличий не придумали, а то бы я тебя, Кабанов, или
залепил. Чего ржѐшь в строю? Расслабился?
– Никак нет, товарищ капитан! – посерьѐзнел Кабанов.
– Вот так намного лучше. Продолжай в том же духе. – Зубов
повернулся к Смалькову: – Командуйте, лейтенант!
– Рота! Смирно! – ломаным фальцетом пропетушил Смальков.
Рота усмехнулась. Зубов и прапорщик набычились.
37
– Ну чѐ? Не ясно? – рявкнул старшина так, что в окнах
задребезжали стѐкла. – «Смирно» была команда!
Лейтенант поблагодарил прапорщика изящным кивком, словно
тот был его аккомпаниатором, и, подражая тону старшего товарища,
скомандовал:
– На плановые занятия разойдись!
В этот раз получилось не очень, но у Смалькова, судя по тому, как
быстро он перенимал опыт, были большие перспективы. Правда, об
этом ещѐ никто не подозревал.
– Ты, это, Николаич, – негромко обратился Зубов к старшине, –
присмотри за летѐхой, введи его в курс, а то наши охламоны затюкают
пацана. Ты же их знаешь…
– Ничѐ, товарищ капитан, я им не дам! Они у меня, блин, как
шѐлковые будут.
Это прозвучало убедительно, и Зубов спокойно направился в
канцелярию – составлять план проведения занятий по прохождению
курса молодого бойца для новобранцев.
Лавров, буквально на второй день службы залетевший в наряд по
причине своего острого языка, драил толчок. Драил без творческого
огонька, подходя к делу формально, без души.
Это не могло остаться незамеченным пронырливым Ходоковым,
который сам недавно «умирал» на «очках», не чувствуя к этому
никакого призвания. Но это было раньше, можно теперь сказать, что и
не было этого вовсе, а в данный момент налицо был вопиющий факт –
«душара» забивал болт на службу.
– Эй, возле писсуара протри! – накачивая голос беспредельной