Вторая рота

устал с дороги. Он передал бразды правления Гунько, тот ещѐ немного

позанимался с молодыми, а потом дал отбой.

Это была только репетиция.

– Не дай Бог, лычки повесят, – сказал Медведев Гунько. –

Попаримся с этими тормозами…

– А всѐ к тому идѐт, что повесят, – заметил Гунько. – Тебе-то

точно. Я и не знал, что ты педагог… Макаренко просто…

– На себя посмотри, вон голосяру какую наорал. Небось у штаба

было слышно… Ладно, утро вечера мудренее – пошли кемарить.

На том и порешили.

Утром, после развода, у КПП остановился «уазик», из которого,

словно птенец из гнезда, «выпал» на свет Божий молодой лейтенант –

высокий, худощавый, с немного длинноватой шеей и трогательным

растерянным лицом. Вообще, такое лицо больше бы подошло певчему в

церковном хоре, пианисту, брякающему всякие классические темы,

или, скажем, молодому поэту-идеалисту, но никак не войсковому

офицеру.

В

руках

летѐха

держал

дипломат

из

пупырчатого

«крокодилозама», на плече висела большая дорожная сумка, на

кожаном лейбле которой красовалась игривая надпись на иностранном

языке, нечто типа: «Уэлком ту накед бич!» Летѐха с любопытством

огляделся вокруг, глубоко вздохнул, как Жак Ив Кусто перед глубоким

заныром, и потянул ручку двери к себе.

И вот он уже в штабе, говорит с дежурным, предъявляет ему

какую-то бумагу, что-то объясняет, оставляет сумку в помещении ДЧ,

поднимается наверх и, одѐрнув новенький мундир с звездистым

ромбиком академического значка на груди, осторожно стучится в дверь

кабинета командира части.

Оттуда молчат, командира нет, но молодого офицера это не

смущает, он поворачивается на сто восемьдесят градусов и подходит к

33

другой двери, табличка на которой гласит: «Заместитель командира по

воспитательной работе подполковник Колобков В. Р.».

Лейтенант настойчиво стучит и, на всякий случай, проворачивает

ручку замка. Дверь открывается.

– Разрешите, товарищ подполковник?

Лучше бы было: «товарищ пустое место» – кабинет пуст.

Лейтенант осторожно проходит в кабинет и ставит свой дипломат

у стола, а сам с любопытством оглядывается.

Президент сурово, но по-отечески смотрит с портрета, да так, что

рука сама тянется к фуражке. Графики «восп. работы с ЛС» выполнены

аккуратным писарским почерком, все проведѐнные мероприятия

помечены ярко-красным, готовящиеся – синим, а несостоявшиеся –

жѐлтым, но таких совсем мало, да и те почти незаметны в связи с

жидкостью тона.

А вот на столе какие-то бумажки. На них что-то про реформу в

армии. Это интересно; любознательный лейтенант вчитывается в

убористые строки, пробирающие до самого сердца, но тут за спиной

скрипит дверь, и в кабинет врывается невысокий подполковник с

холѐным лицом кабинетного офицера и солидным животиком

представительского класса.

– Здравия желаю, товарищ подполковник! – вытянулся в струнку

молодой офицер. – Лейтенант Смальков. Вас не было, и я решил зайти

подождать…

– Любопытствуете? – настороженно спросил Колобков, косясь на

бумажки, которые Смальков всѐ ещѐ держал в руках.

– Да, интересно! – попытался улыбнуться Смальков. – Хорошая у

вас часть!

– Да… Часть у нас хорошая… Скоро будет лучшая в округе!. Вы же

из штаба округа?.

– Никак нет! Из училища, по распределению…

Колобков мгновенно изменился в лице – щѐки главного

воспитателя части раздулись и побагровели, глаза налились кровью.

34

Это было почти как в фильмах ужасов про вампиров или червей-

мутантов, но лейтенант – не солдат: пять лет в военных структурах –

отличная школа для знающего человека. У Смалькова были крепкие

нервы.

– Так какого хрена ты у меня тут в кабинете роешься?! –

раздражѐнно заорал Колобков. – А ну марш к командиру части, читатель,

понимаешь! Пауло, блин, Хуэлья!

Смальков бросил листки на стол, взял дипломат и быстро отошѐл

на исходные, лепеча невнятные неуставные извинения. Неуставные,

потому что существующими ныне уставами извинения не

предусмотрены. Есть надежда, что эту ситуацию изменит армейская

реформа.

В канцелярии второй роты выспавшиеся и отдохнувшие после

многотрудной поездки Шматко и Зубов обсуждали кандидатов на

представление к званию младшего сержанта.

Медведев и Гунько были совершенно правы – именно их

кандидатуры стояли на первом месте.

– Ну Медведев, может быть, – задумчиво произнѐс Шматко, – а вот

насчѐт Гунько… я бы ещѐ покумекал…

– А кто вместо него?

– Ну я вообще-то Соколова думал, ага… А что?

– Не, какой-то он не командный, – ответил Зубов. – Солдат

отличный, но вот командирской жилки я в нѐм не заметил… Мягковат,

рассеян бывает… Нет, Николаич, Гунько и Медведев – лучший вариант…

– Тогда Соколову ефрейтора, и ко мне в каптѐры! – заявил

прапорщик тоном, не терпящим возражений.

– То есть ты его вообще решил прихватизировать, чтобы воин

денно и нощно у тебя на учебниках умирал? – ухмыльнулся Зубов. – А

лычкой ты его подмаслить хочешь, а, Шматко? Дешѐвый трюк…