Вторая рота

Валерий Геннадьевич… Командирами отделений назначаются младшие сержанты Медведев и Гунько!. И вам, товарищи младшие сержанты, я хочу особо сказать, что лычки — это не награда, не привилегия, это ответственность и дисциплина. Мы, блин, здесь воинов воспитываем, защитников Отечества, а вы, значит, — самые главные педагоги и воспитатели. За то и спрос с вас будет покруче, чем со всех! Вопросы ко мне?

— Товарищ капитан, а ефрейтор Соколов кем командовать будет? — весело спросил Кабан, косясь на хмурого Сокола.

— Ефрейтор Соколов никем командовать не будет… — ответил Зубов, остановившись напротив Кабанова и покачиваясь на каблуках. — Ефрейтор — это такой же солдат, как и все… просто отличный, самый лучший, можно сказать. Жалко, что для таких распи… расписных бойцов, как ты, отличий не придумали, а то бы я тебя, Кабанов, или залепил. Чего ржёшь в строю? Расслабился?

— Никак нет, товарищ капитан! — посерьёзнел Кабанов.

— Вот так намного лучше. Продолжай в том же духе. — Зубов повернулся к Смалькову: — Командуйте, лейтенант!

— Рота! Смирно! — ломаным фальцетом пропетушил Смальков.

Рота усмехнулась. Зубов и прапорщик набычились.

— Ну чё? Не ясно? — рявкнул старшина так, что в окнах задребезжали стёкла. — «Смирно» была команда!

Лейтенант поблагодарил прапорщика изящным кивком, словно тот был его аккомпаниатором, и, подражая тону старшего товарища, скомандовал:

— На плановые занятия разойдись!

В этот раз получилось не очень, но у Смалькова, судя по тому, как быстро он перенимал опыт, были большие перспективы. Правда, об этом ещё никто не подозревал.

— Ты, это, Николаич, — негромко обратился Зубов к старшине, — присмотри за летёхой, введи его в курс, а то наши охламоны затюкают пацана. Ты же их знаешь…

— Ничё, товарищ капитан, я им не дам! Они у меня, блин, как шёлковые будут.

Это прозвучало убедительно, и Зубов спокойно направился в канцелярию — составлять план проведения занятий по прохождению курса молодого бойца для новобранцев.

Лавров, буквально на второй день службы залетевший в наряд по причине своего острого языка, драил толчок. Драил без творческого огонька, подходя к делу формально, без души.

Это не могло остаться незамеченным пронырливым Ходоковым, который сам недавно «умирал» на «очках», не чувствуя к этому никакого призвания. Но это было раньше, можно теперь сказать, что и не было этого вовсе, а в данный момент налицо был вопиющий факт — «душара» забивал болт на службу.

— Эй, возле писсуара протри! — накачивая голос беспредельной жутью, пробасил Ходоков.

— Я там уже протирал, — лениво ответил Лавров.

— Я не спрашиваю, протирал ты или нет, — Ходоков просто упивался зловещими тональностями, — я говорю, протри…

— Зачем протирать два раза в одном месте? — продолжал упорствовать Лавров.

— Ты чё, не понял, «душара»? — Ходоков решил расставить все козырные акценты. — «Дедушка» скажет, будешь десять раз протирать…

— Меня бабушка воспитывала, — нагло стебанулся Лавров.

Лицо Ходокова побагровело от такой вопиющей непочтительности.

— Э! Родной, ты чё там ещё вякаешь? — стал распаляться он. — А ну, иди сюда… Сюда иди, туловище!

— Так я и так здесь, — остановился Лавров и, опершись на швабру, нагло посмотрел на Ходокова. — Бить будешь или как?

Ходоков чуть было не поперхнулся своим собственным языком, но тут в сортир зашёл дежурный по роте младший сержант Медведев.

На его погонах уже красовались аккуратные стрелки новеньких лычек.

— Проблемы? — спросил Медведев, с одного взгляда определив степень напряжённости представившейся ему картины.

— Это кто у тебя? — панибратски спросил Ходоков. — Что за козырь?

— Дневальный, а что?

— Буреет твой дневальный… Ещё от маминых пирогов не отошёл, а уже буровит чего-то…

— Иди, я сам разберусь, — сказал Медведев и посмотрел на дневального, который всё ещё стоял, оперевшись на швабру, словно средневековый рыцарь. — Ну, Куклачёв, чего замер? Продолжай.

Закончишь здесь, падаешь на центряк. Ферштейн, зольдатен?

— Яволь, херре унтер-официер! — чётко ответил Лавров, звонко щёлкнув каблуками сапог.

Медведев едва сдержал улыбку: этот Лавров очень напоминал ему себя в первые месяцы службы. Но сейчас уступать симпатиям нельзя — это подрывает авторитет командира.

— Что за шум, товарищи солдаты? — На пороге сортира возник лейтенант Смальков. Его явно обуревала жажда деятельности, интерес к происходящему вокруг был искренним, он многое открывал для себя здесь.

— Всё в порядке, товарищ лейтенант… Проводим уборку туалета. — Медведев повернулся к Лаврову: — Продолжай. Руками… И чтобы как зеркало, я проверю…

— Почему руками? — удивился Смальков. — Есть же швабра!

— Мы всегда руками, — нахмурился Медведев. — Так чище!

Лавров с ехидным огоньком в глазах ждал, чем закончится перепалка.

— Но это же негигиенично, — продолжал вещать Смальков. — Не зря же человечество придумало швабру! В этой простой вещи — опыт миллионов, история и борьба! А вы, товарищ младший сержант, говорите, что так чище. Это заблуждение, мракобесие, боязнь нового.

Средневековье какое-то… Ещё древние инки…