Вторая рота

Бородин изумлённо наблюдал за своим подчинённым. Когда Смальков замолчал и замер напротив его стола по стойке «смирно», полковник заметил:

— А ты, когда поёшь, лейтенант, так у тебя голос даже так…

Ничего…

— Я же в училище запевалой роты был, товарищ полковник, — выпалил раскрасневшийся Смальков. — Наша рота даже на конкурс ездила… в Смоленск!

— Вот как? — улыбнулся Бородин. — Да, лейтенант… Тебе, по-моему, лучше вообще не наливать.

— А я пердпр… — Язык пьяного лейтенанта стал заплетаться, и Смальков с трудом справился с ним. — Предупреждал! Я всегда пердпр… предупреждаю!

Бородин только ухмыльнулся в ответ, но соответствующие выводы как командир части сделал — за кадрами, особенно молодыми, надо следить внимательнее, по-отечески…

С утра, сдав караул, Зубов пришёл в роту и устроил большую разборку. Личный состав был выстроен на центряке, а ротный, потирая костяшки увесистых кулаков, ходил вдоль строя, зыркая на бойцов недобрым взглядом.

Лавров понимал, что виновник происшествия именно он, но, разумеется, признаваться в этом не стоило. Остатки порошка были высыпаны в толчок, и взятки с него теперь были гладки, а что там произошло с Ходоковым — пусть медицина разбирается, может быть, у него крыша съехала от чувства собственной важности.

А Папазогло в душе даже был рад, что не ему пришлось употребить «космическую амброзию», мало ли что могло с ним случиться, если бы Ходоков не принял огонь, а точнее кисель, на себя, то есть в себя…

— Так, значит, никто ничего подозрительного не заметил? — в десятый раз спросил капитан роту.

— Никак нет, — ответила ему нестройная многоголосица.

Эта игра в вопросы-ответы уже достала Зубова. И тут ему в голову пришла МЫСЛЬ.

— Так! Где тумбочка Ходокова?

— Здесь, товарищ капитан, — ответил младший сержант Медведев.

— Ну что же, посмотрим…

Зубов подлетел к тумбочке, распахнул её, выдвинул ящик и стал осматривать вещи. Всё было по уставу — никаких посторонних вещей.

Абсолютно идеальный порядок. Неудача разозлила Зубова.

— Рота! Тумбочки к осмотру! — заорал он так, что даже Шматко выглянул из каптёрки.

Солдаты встали у своих тумбочек и открыли дверцы. Вдруг в дальнем углу казармы послышался звон бьющегося стекла.

— Бляха! — пробасил Кабанов, и Зубов со скоростью сверхзвукового истребителя бросился к источнику подозрительных звуков.

— Ни черта себе, Кабанов! Это что, блин, такое?

Тумбочка была битком забита пустыми пивными бутылками.

Пивное застолье трёх стариков минувшей ночью было прервано тревогой, и Кабанов не нашёл ничего лучшего, как спрятать пустую тару в свою тумбочку. Спрятать и забыть…

— Так что это такое, ефрейтор Кабанов? Что? — орал Зубов, краснея и увеличиваясь в объёмах.

— Бутылки, товарищ капитан.

— Ты что, блин, золдатен, командира за дебила держишь? Я, блин, вижу, что это бутылки! Что они делают у тебя в тумбочке? Я не слышу?

Пиво пьёшь? Отвечай!

— Никак нет, товарищ капитан. Не пью…

Шматко, привлечённый шумом, всё-таки вышел из своей каптёрки и подошёл к тепло беседующей компании.

— Что такое? Что за шум? — спросил он.

— Ты смотри, Шматко, что у твоего солдата в тумбочке творится. — Зубов переключился на старшину, который смотрел на него с абсолютно отсутствующим видом. — Он, понимаешь, пиво глушит. — Зубов взял бутылку и прочитал этикетку: — «Пенное», понимаешь…

Подожди-ка… Так…

Прапор был шокирован не меньше Зубова — такой подставы от Данилыча он не ожидал.

— Твою мать! Так, товарищ старший прапорщик, — заорал Зубов, — быстро ко мне в канцелярию! И ты, Кабанов, тоже!

В свете нового ЧП про Ходокова пока забыли.

Шматко решил взять с места в карьер, чтобы не дать открыть рта ни Зубову, ни Кабанову.

— Николаич, да что за дела? — Прапор сделал обиженное лицо. — Ты что, думаешь, я бойцов спаиваю? Да ни хрена! Я же тебе говорил про акцию, ну, помнишь, вчера утром. Так вот, я со всех бутылок крышки снял, ну, думаю, а пиво куда девать? Перелил в банки, а бутылки потом на мусорку отнёс. А Кабанов, наверное, их оттуда и притащил. Так, Кабанов? Говори!

Прапор был мастером импровизаций, но ефрейтор Кабанов был не пальцем делан.

— Так точно! — сказал он. — Так и было.

— А на хрена они тебе? — хитро прищурился Зубов.

— Так это… — замялся Кабанов. — Там это — ещё одна акция… Собери десять этикеток, и можно выиграть поездку на Сейшелы…

— Куда?! На какие ещё, блин, Сейшелы?

— Ну, острова такие… Там ещё черепахи и всякое такое…

— Шматко оценил находчивость Кабанова — буря прошла стороной, хотя обстоятельства требовали уточнения.

— Черепахи, блин! А как ты из армии хотел на острова эти попасть, а, воин? — заорал Зубов.

— Не знаю, — пожал плечами Кабанов, — может, потом как-нибудь…

— Бардак! — продолжал кипеть ротный. — Один в карауле палит куда попало, другой на острова собрался! Три наряда, Кабанов! Не слышу?

— Есть три наряда! — громко вздохнул боец. — Разрешите идти?

— Иди! И запомни: ещё раз такое повторится — в дисбат поедешь, там тебе и острова будут, и полуострова, и атоллы с материками в полном объёме. Всё!

Шматко вышел следом за ефрейтором и нагнал его в коридоре:

— Слушай, Кабанов. Это что, правда?