— Остальные, разойдись! — командует Зубов, и строй мгновенно распадается на индивидуумов в солдатской форме.
Казарма пустеет в одно мгновение.
— Товарищ капитан, я считаю, что так нечестно, — тихо говорит Зубову Смальков.
— Как нечестно? — не понял Зубов.
— Нечестно заранее предупреждать о тревоге…
— Об учебной, — уточняет ротный.
— Всё равно нечестно, — продолжает долдонить своё честный лейтенант. — В боевой обстановке противник о нападении не предупреждает.
— В боевой обстановке, говоришь? — ухмыляется Зубов. — Хорошо…
А если в боевой обстановке у тебя есть информация о возможном нападении? Ты ею воспользуешься?
— Конечно…
— Ну вот, Смальков… Считай, что наша разведка раздобыла такую информацию.
Тут Смалькову крыть было нечем — со всех сторон капитан оказался прав.
На крыльце Медведев и Соколов начищали до глянцевого блеска свои сапоги. Сокол сосредоточенно елозил щёткой по грубой кирзе, пытаясь добиться от неё глянцевого блеска. Сделать это было совсем непросто.
— Блин, я уже забыл, как нормальные туфли на ноге сидят, — сказал ефрейтор.
— А они у тебя были, нормальные туфли-то? — усмехнулся Медведев.
— Очень смешно… — ухмыльнулся Сокол. — Вот вернусь… лакированные надену!
— Какие?! — переспросил Медведев, но Сокол проигнорировал его вопрос.
— А что? На свадьбу… — размечтался Сокол. — И костюмчик чёрненький!
— Слушай, Сокол… вот куда ты ломишься всё время с горы?!
— В смысле?
— Какая свадьба? Тебе сколько лет? — прорвало Медведева. — Ты поживи, погуляй как нормальный парень. По мне, так до тридцатника даже рыпаться не надо… а потом… и то, только по брачному контракту.
— Что, один раз обжёгся — теперь все плохие? — Вопрос Сокола долбанул Медведева прямо в лобешник.
Сержант нахмурился:
— При чём здесь это? Все они из одного теста.
— Ты так говоришь, потому что до сих пор Ирину любишь, — предположил Сокол и снова попал в десятку.
— Слышь, ты, психолог… — завёлся Медведев. — Ты-то свою сколько знаешь?
— Варьку? Да мы с ней… со второго класса.
— Вот именно! Ля-ля-ля, тю-тю-тю… Детский сад! Что у вас было-то? А ты её деньгами проверил? Бытовухой? Бабы, они, знаешь…
— Варя, она не такая, — вступился Сокол за свою невесту.
— Слушай, ты достал уже своей Варей! — сорвался Медведев. — «Варя, Варя…» — уже в ушах звенит! Носишься с ней как с писаной торбой! Я тебе так скажу: замес у них такой, природный… Всё любовь да клятвы, а выбирают там, где поудобнее. Генетика!.
Сокол, ничего не объясняя, откинул в сторону обувную щётку и пошёл в казарму.
— Сокол, ты чё, обиделся? — закричал ему вслед Медведев. — Так зря! На правду не обижаются! Кузьма… Сокол! Ну и вали! На обиженных воду возят!
Младший сержант продолжил чистку сапог.
После вечерней поверки началась подготовка к отбою. Бойцы сновали от спальни к умывальнику и туалету, а дежурный по роте Гунько, зажав под мышкой журнал учёта личного состава, беседовал с корефанами — Медведевым и Кабаном.
— Слышь, Гуня, — смачно зевая, сказал Медведев, — я бы с твоим везением из казино не вылезал. Как тревога, так ты в наряде. Один хрен не спать. А мне, блин… только сменился… В четыре утра подъём…
— Зато мне ружпарк вскрывать… — стал оправдываться Гунько. — Геморрой с автоматами… Что там с Папазогло? Тормозит?
— Да задолбал… — выругался Медведев. — Никак из минуты вылезти не может.
— Пусть сразу одетым ложится, — предложил Кабанов.
— Не парьтесь… — успокоил товарищей Гунько. — Я без десяти четыре всех разбужу.
— Давай сверим тогда, — сказал Медведев и посмотрел на часы: — На моих ровно половина.
— Аналогично, — кивнул Кабан.
— О-о… Мои на три минуты отстали… — покачал головой Гунько и стал подводить стрелки. — Пора баиньки. Рота, отбой! Через минуту все спят! Кто не успел, тот ночует на толчке!
Хороший боец отрубается, как только его голова касается подушки, плохой — чуть позже…
Судя по тому, как спали бойцы, во второй роте плохих солдат не было — над спальней стояло дружное сопение, негромко похрапывал Кабан. Его храп был особого разряда, он не раздражал, а наоборот, гипнотизировал, вызывая сонное настроение.
Гунько, услышав храп Кабанова, сразу начинал зевать и потягиваться. Но спать сержанту было нельзя — сегодня будет тревога.
Часы на стене показывали 2.55, когда над ружпарком загорелся красный фонарь боевой тревоги. На тумбочке сразу же затрезвонил телефон.
— Рота, подъём! — заорал дневальный. — Тревога!! Боевая тревога!
Гунько забегал между койками, подгоняя бойцов то резким словечком, то ощутимыми пинками под задницу:
— Побыстрей! Двигаем поршнями!
Тут и нашли Гунько заспанные Медведев и Кабан.
— Гуня… Ты чего? — с укором спросил Медведев. — Дрыхнул?
Договорились же… За десять минут…
— Да у него вообще с головой проблемы… — выдвинул свою версию Кабанов. — Ты на часы глянь! Ещё трёх нету…
— Мужики… Кажись, в самом деле тревога… — ответил на эти наезды младший сержант Гунько. — По-честному…
Тёмные коробки полностью экипированных рот быстро заполняли собой ночной плац, освещённый холодным светом фонарей.