Вторая война шиноби: Страна Рек (СИ)

Орочимару дошел до своей спальни и раздвинул седзи. Небольшую пустую комнату, устланную татами, покрывала пыль. Он подумал, что первое, с чего завтра начнет день, так это с уборки. А сейчас он открыл встроенный шкаф в стену — запахло залежавшейся одеждой. И протянул руку за темно-синим халатом, задумавшись о своем, как вдруг его мысли нагло прервал громкий голос Джирайи.

— Слушай, я уже собираюсь топить, — Он стоял в дверях и держал в руках пустые деревянные ведра. — Только, чур, я первый. А то тебя никогда не дождешься, пока ты там всеми своими кремами не перемажешься.

Орочимару вздохнул: он, конечно, не собирался мазаться кремами, но отмыться хорошенько мылом все же не мешало. Со многим на Маяке мог смириться, но не с общей баней. Ему приходилось дожидаться конца очереди, когда вода уже вся остывала, чтобы никто не смотрел на его бледную кожу, худощавое тело и длинные волосы. И сейчас, в первой ванной комнате, он вовсю наслаждался одиночество и горячим паром. Сидел на табуретке, обдавал себя из деревянного ковшика и терся мочалкой с ароматной пеной. И когда уже кожа заскрипела от чистоты, он завязал пучок на затылке и ногой пошел во вторую комнату, где стояла большая круглая деревянная ванна фурако. На полу от Джирайи осталось так много луж, что он уже хотел их вытереть, как вдруг от холода пошли мурашки, и пришлось скорее залезать в ванну. Подплыл к одной из стен и приоткрыл седзи с видом на сад.

На улице было уже совсем темно. Хлопьями шел снег, падал на низкие сосны и крыши каменных фонарей. Орочимару погрузился в горячую воду поглубже и стал размышлять, что же сегодня в поведении Джирайи его смутило.

Он старался никогда не лезть в личную жизнь напарников, держался подальше и надеялся, что их отношения его не коснутся. Но шли года, они росли, и ситуация становилась все хуже. Джирайя уже никого не видел кроме Цунаде. Ошибался на миссиях, перестал тренироваться и закрывал уши, когда Учитель пытался до него достучаться. И однажды ночью, очень похожую на эту, Джирайя оказался на больничной койке в очень плачевном состоянии. Ирьенины тогда не давали никаких надежд, а Орочимару не мог поверить, что это с ним сделала Цунаде. К счастью, Джирайя очнулся и по требованию Учителя отправился в свои далекие странствия. Орочимару считал это хорошей идеей. И считал до тех пор пока они вдвоем не разрушили базу повстанцев. И чем их союз мог закончиться, одни только духи знали. Но Цунаде влюбилась в Дана, и беды всех миновали.

Джирайя успокоился, тем более Икки была просто замечательной девушкой для него. Она научилась так ловко переключать его внимание, что только по-хорошему завидовать и учиться оставалось. А Дан весьма удачно влиял на Цунаде, та стала спокойной, рассудительной, но больше всего Орочимару радовало, что она стала ирьенином. Он уже мечтал, как они втроем будут ходить на сложные миссии. Джирайя будет совершенно спокойно отражать сложные атаки, а Цунаде будет их лечить. Но все же, что-то не давало ему покоя.

Орочимару вылез из ванны и, обтеревшись мягким махровым полотенцем, надел халат, который ранее взял из шкафа. Отжал волосы и босиком дошел до гостиной. Комната была совсем небольшой и довольно темной. На полу лежали серые татами с износившейся окантовкой, по углам стояла старая мебель из темного дерева. Джирайя уже успел вытащить в середину котацу — стол, накрытый теплым стеганым пледом. И Орочимару понадеялся, что тот уже положил под него глиняный сосуд с теплыми углями — все же даже горячая ванна его не согрела.

У Орочимару не было подходящей по размеру одежды для Джирайи, так что тот развалился на татами с бутылкой пива в своей обычной черной форме. Рядом лежал его дорожный мешок, а вокруг были разбросаны пустые бумажные тарелки и пакеты от еды. Но порция Орочимару была аккуратно поставлена на столе, и даже черные лакированные палочки лежали на керамической подставке рядом.

— Какая забота, — подметил Орочимару.

— Так ты же не только меня приютил, но и накормил, к тому же даже напоил. И сегодня все тосты за тебя, дорогой мой друг.

Любезность Джирайи была настолько велика, что не приходилось сомневаться: он задумал остаться в его доме явно не на одну ночь. Хотя возможно это было бы и к лучшему. Под его присмотром тот не успеет наделать глупостей.

Орочимару тяжело вздохнул, еще раз посмотрел на бардак, и, прежде чем сесть за котацу, убрал мусор, сложил грязную посуду и поставил все это на высокий сервировочный столик. А затем подошел к старому буфету, открыл дверцы с потрескавшимся лаком и достал черную керамическую пиалу с белым тонким графином, где было налито весьма дорогое саке.

— Будешь? — предложил он Джирайе.

— Не, я по пиву. — Махнул тот бутылкой.