– Хочу сразу на берегу решить все вопросы, – она подошла ко мне и я невольно попятилась.
Анджела села на кровать и закинула ногу на ногу. Ярко-розовый халат распахнулся, обнажая смуглые, округлые, очень красивые ноги. Она перекинула копну тяжёлых волос на спину и заявила:
– Не забывай, что ты – вторая жена. Амир мой. И если хочешь спокойно и нормально жить, делай, что велю, и не тяни на себя одеяло. Я в этом доме хозяйка. И я буду всё решать. А твое дело слушаться меня и тогда всё будет хорошо. Раздевайся.
– Что? – не поняла я. – В каком смысле?
– В прямом. Одежду сними. Хочу посмотреть, какое на тебе белье.
– Я не буду этого делать. Нет! Почему я должна показывать тебе свое белье?
Она молча взяла мой чемодан, открыла его и вывалила все вещи на кровать.
– Что ты делаешь? – я попыталась забрать чемодан, но она грубо оттолкнула меня.
– Сиди тихо, глиста в обмороке! – рявкнула она и принялась рыться в моем белье.
Я стояла рядом, не зная, что делать. Это отвратительно! Но не драться же мне с ней!
– Я так и думала! – грозно заявила Анжела, брезгливо зажав двумя пальцами мои белые кружевные трусики.
Она помахала ими в воздухе, взяла из-под туалетного столика мусорную корзину для бумаг и бросила туда трусы.
– Это сразу нет! – решительно заявила она.
Следом за белыми трусиками в корзину полетели черные и бирюзовые.
– Носить будешь эти, – она аккуратной стопкой разложила на кровати бежевые и белые простые хлопковые трусы без всяких украшений и кружева.
– А если не буду? – не выдержала я, потому что кровь ударила в голову.
– Тогда вообще без трусов будешь ходить. Порежу их на куски, – пообещала она. – И платье надень подлиннее.
Я посмотрела на себя в зеркало. На мне было легкое светлое платье в незабудках, немного не доходящее до колен.
– Нормальное у меня платье, – возразила я.
– Нормальное для подстилок, – скривилась она. – Нечего ноги показывать. Здесь Израиль. Здесь шармут не любят.
– Кого?
– Шармута – это девушка легкого поведения на арабском. И если женщина одевается вызывающе, значит она к себе специально привлекает мужское внимание. И это позор для мужа. Так что не пачкай честь Амира. И насчёт первой брачной ночи между тобой и моим мужем.
– Ты и в это вмешиваешься? – горько усмехнулась я.
– В это в первую очередь, – она встала и взяла корзину с моим бельем подмышку. – Если ты попытаешься удивить его чудесами, как шармута, так я тебе все волосы повырываю. Веди себя скромно. Потому что для чудес есть я. А ты здесь для другого. Для того чтобы, как говорят местные: "Титмодэди вэ уфтахи ба шэм".
– Не понимаю.
– Я переведу, – зло усмехнулась Анжела. – Раздвинь ноги и положись на всевышнего! В том смысле, что твое дело сначала принять в себя то, что дадут, а потом выродить, что получится. И не более того.
Всё. Терпение лопнуло. Щеки пылали. Глаза заволокла пелена слез, Сдерживаясь из последних сил, я бросилась вниз, в сад.
Опустилась на ступеньки крыльца из прохладной марокканской плитки: белой, в ярко-синих изразцах. Рядом тихо шелестели многочисленные кусты: жасмин и что-то незнакомое, в больших фиолетовых цветах. Сладкий аромат и вся эта пёстрая красота еще больше подчеркивали безнадёжность моего положения. Как такое может быть, что среди этого райского сада я оказалась в аду? В черном и беспросветном колодце? Что же мне делать? Позвонить в Москву и попросить отца меня забрать? Нет, он не согласится. Как же ты мог, папа, так поступить со мной? Как же можно своего ребёнка обрекать на такие страдания? У меня нет детей, но даже я понимаю, что родители так не поступают. Для чего это все? Ради денег? Ради благополучия всей семьи? Но я же тоже твоя семья, папа. Зачем же ты меня тогда забрал к Раисе? Почему не отдал в детдом? Боль и страдания легче принять от чужих людей. Но когда все свои, то даже пожаловаться некому. Я закрыла лицо руками и заплакала.
– Эй, что за потоп? – из-за угла дома вышел Айболит и сел рядом со мной на ступеньки. – Мы, конечно, на Святой Земле, но, боюсь, что за ночь нам ковчег не построить.
Я улыбнулась сквозь слезы.
– Вот и хорошо, – он встал, зашел в гостиную, взял с мраморной стойки бумажные полотенца и принес мне.
– Ну-ка, вытри слезы. Я пока позвоню Ною.
– Кому?
– Ною, – как ни в чем ни бывало ответил Айболит. – Ты же нас затопить собралась. Вот я у него попрошу чертежи ковчега.
Удивительно, как в присутствии этого мужчины мне всегда становится легче.
– Сами же сказали, что за ночь не успеем, – я вытерла слезы бумажным полотенцем.
– А я у него попрошу подрядчиков. Они у него явно хорошие были.
Он подождал, пока я успокоилась, и серьёзно спросил:
– Что случилось, милая?
Милая! Какое слово замечательное! Мне никто никогда так не говорил.
– Да так… женские разборки.
– С Анжелой? – уточнил он.
Я кивнула.
– Ну эта может до слез довести. Помню, как моя покойная жена Диана с ней вечно ссорилась и всё говорила, что если бы был конкурс по стервозности, то Анжела бы была там председателем жюри. Ты просто не обращай на нее внимание.
– Постараюсь.