Дом Амоса прятался среди роскошных виноградников. Ворота распахнулись, две машины въехали на широкую аллею, которая вела к дому. Сложенный из белого известняка, он был по всему периметру окружен деревянной верандой. Из дома вышла женщина лет шестидесяти. Невысокая, крепко скроенная, она была одета в клетчатый сарафан до колен. Смуглые покатые плечи блестели на солнце. Крепкие, очень смуглые, слегка кривоватые ноги были босы. Она спустилась с крыльца и поздоровалась:
– Шалом!
– Шалом! – дружно ответили все трое.
Женщина что-то гортанно произнесла на иврите, обращаясь к Амосу.
– По-английски, Далия, по-английски, наши гости не понимают на иврите.
– Я говорю: откуда ты привёз мне таких молодых красавцев, старый хулиган? – улыбнулась женщина.
– Вот те на! Опять недовольна! – нарочито нахмурился Амос. – Один приезжаю – плохо. С гостями приезжаю – тоже плохо. Эта женщина сама не знает, чего хочет! – он обнял ее и поцеловал в макушку, прикрытую белой косынкой.
– Эй! При людях! Как не стыдно! Тьфу на тебя! – она густо покраснела.
– Она у меня застенчивая, – подмигнул Амос. – Ее зовут Далия. И она моя жена.
– Вот позорник! – она оттолкнула его. – Жена! Мы же в раввинате не были. Так живем.
– А мне не нужно, чтобы ребе с бородой, как у Санта-Клауса и с пейсес до бейсес, давал разрешение называть тебя женой, понятно? А теперь принимай гостей.
– Что такое пейсес я знаю, – авторитетно заявила Маша. – Это пейсы, кудряшки такие на висках у очень религиозных евреев. А что значит: до бейсес?
– Да не слушай этого хулигана! – возмутилась Далия, – и не стыдно тебе девочке такие гадости говорить? – она стукнула Амоса по плечу.
– Ну ей же не три года! – он неожиданно ловко отпрыгнул в сторону, уворачиваясь от ударов жены, и объяснил: – Бейсес – это то, что курица несет каждое утро, а еще это бывает у муж...
– Убью тебя сейчас! Замолчи! Эээ… – Далия вдруг вытянула два пальца, указательный и средний, покрутила перед носом Амоса и насмешливо протянула: – Йалла! Мин ха шэддим!
– Не обращайте внимания! – заявил Амос Айболиту и Маше. – Это она когда стесняется, сразу переходит на родной йеменский. И на нем сильно ругается. Вот сейчас бесовским созданием назвала.
Айболит с Машей рассмеялись.
Далия быстро накрыла стол на веранде. В центре поставила запотевший от холода стеклянный кувшин с темным виноградным соком. Вокруг него мисочки с салатами, оливками, блюдо с рисом и противень с жареными в духовке куриными бедрами. Рядом положила деревянную круглую доску, на которой лежал круглый, упоительно пахнущий черный хлеб.
– Ох, какой запах! – не выдержал Айболит. – Это домашний хлеб?
– Ты попробуй, – Амос отрезал большой ломоть.
Из темной мякоти выглядывали светлые вкрапления орехов.
– Далия сама печет. По старинному семейному рецепту ее бабушки.
– Не крути людям голову. Дай поесть. Начал уже… рецепты, джаддати, бабушка моя, то есть, – пояснила Далия, садясь за стол рядом с Машей. – До смерти можешь людей заговорить. Ешь давай. Хоть рот закроешь ненадолго.
– Строгая она у меня. Все время ругает, – пожаловался Амос, с обожанием глядя на жену. – Вот помру, потом плакать будет и жалеть, что ругала.
– Ой, кому ты на том свете нужен? – отмахнулась Далия, накладывая в тарелку Айболита гору риса и огромные куски курицы. – Тебя и на этом еле терпят. До ста лет проживёшь, можешь не сомневаться.
Айболит невольно засмотрелся на них. Они ворчали друг на друга, притворно злились. Но в их глазах светилась искренняя любовь, которой они согревали окружающих. Маша явно чувствовала то же самое. Она подперла лицо рукой, согнув ее в локте, и с явным удовольствием наблюдала за непрекращающейся перепалкой.
И Айболит вдруг подумал, что хотел бы вот так же сидеть за столом с Машей. И ворчать друг на друга. И чтобы у них были седые волосы и морщины на лице. Чтобы позади была долгая, пусть трудная, но очень счастливая жизнь. А вокруг были дети, внуки, кошки и собаки.
После еды Амос налил всем сока в высокие стаканы, украшенные разноцветными цветами, и спросил:
– А вы от кого бежите, ребята? Да не бойтесь, не выдам, – заверил он их, увидев, что оба они напряглись. – И как вас занесло к шейху Файзи?
Маша поперхнулась соком, закашлялась и спросила:
– Откуда вы знаете про бедуинов?
– Да ладно, – улыбнулся Амос. – У меня глаз наметанный. Я всю жизнь прослужил в ШАБАКе – внутренней безопасности. Сразу отличаю, кто прячется. А вас так на раз вычислил. Во-первых, печенье, которое вы бросили овечкам, умеет печь только Фатьма, жена шейха. Я его лет тридцать знаю. Во-вторых, двое русских, не говорящих на иврите, вдали от туристических маршрутов, без гида, зато на машине с номерами офицера полиции. А еще лица не загорелые и не обветренные, хотя ехали от бедуинов. Значит, на верблюдах по пустыне не катались. А сидели под тентом или в помещении. То есть, внутри поселка. Потому что снаружи бедуины изображают средневековой уклад для туристов. И в шатре вы бы за полдня обгорели. Там ветер из пустыни дует, как горячий фен.