А ведь сейчас, когда Ольга Марковна не изображает из себя строгую начальницу, я понимаю, что она симпатичная, даже чем-то напоминает актрису Наталью Андрейченко. Ещё и сидит, закинув ногу на ногу. Сразу вспомнилась Шэрон Стоун в «Основном инстинкте». Надеюсь, до откровенной смены положения ног дело не дойдёт.
Она ловит мой взгляд, и я, как первоклассник, которого училка застала за разглядыванием её декольте, смущённо отвожу глаза. Блин, моей душе восьмой десяток уже идёт, а я испытываю мальчишеское смущение.
— Арсений, — вдруг говорит она глубоким, бархатным голосом. — Ничего, что я без отчества?
— Ничего, Ольга Марковна, — пожимаю я плечами.
— Всё хочу спросить… Вы в медицину зачем пошли?
Этот вопрос ставит меня в тупик, и я не сразу нахожусь, что ответить. Наконец выдаю:
— По зову сердца, как бы это ни банально звучало. К тому же отец работал на «скорой», и погиб на работе, спеша на вызов. Так что мой выбор – своего рода ещё и дань памяти отцу. А почему вы это спросили?
— Да так, — пожимает она плечами, делает последний глоток и весьма эротично (во всяком случае мне так показалось) слизывает кончиком языка белесую кефирную плёнку с контура губ. — А почему терапия?
Тут уж я пожимаю плечами.
— Тоже, наверное, наследственное, отец тот же факультет заканчивал.
— Понятно… И нравится эта работа?
Похоже, привычка пожимать плечами уже прижилась.
— Пожалуй, что нравится. Особенно когда знаешь, что приносишь людям пользу, а порой и спасаешь им жизни.
— Как на охоте?
— И это тоже, — невозмутимо отвечаю я. — Так на моём месте поступил бы любой, кто хоть что-то понимает в оказании первой помощи.
— Но там же стреляли! Страшно, наверное, было?
— Даже и не знаю, — честно признаюсь я. — Немного, наверное, было.
— Но всё же вам хватило мужества бросить нож в браконьера. Я бы, наверное, не смогла… А девушка у вас есть, Арсений?
Вот это поворот! Я аж поперхнулся последним куском плюшки, которую доедал уже всухомятку ввиду того, что кефир в бутылке закончился чуть раньше.
— А чего это вы, Ольга Марковна, моей личной жизнью заинтересовались? Я вот вашей не интересуюсь…
— Неужто обиделись? — приподняла она брови с невинной улыбкой на губах. — Не обижайтесь, это чисто женское любопытство. Просто такой симпатичный молодой человек, да ещё про него в газетах пишут… Вот и интересно, какая у него девушка? Она ведь должна быть достойной такого парня, верно?
— В данный момент моё сердце свободно, — вздохнул я.
Конечно же, вспомнил Евдокию. Как она там? Надо бы узнать, съездила она на обследование или мои уговоры пришлись впустую. А ведь оставила занозу в моём сердце, ой, оставила…
— Вот и у меня та же история, — вывел меня из раздумий голос Шустовой, смотревшей в окно. — Шесть лет уже как.
— В разводе?
— Ага, — она повернулась ко мне. — Даже вспоминать не хочется. А в прошлом году дочка уехала в Пензу учиться – так вообще одна. Домой иду через силу, даже поговорить не с кем. Вот и сижу на работе с раннего утра до позднего вечера, тут хоть с людьми общаешься…
Это уже из репертуара Калугиной/Фрейндлих, та в «Служебном романе» тоже жаловалась Новосельцеву, что домой тошно идти.
— Так, ладно, что-то я с вами разоткровенничалась, а там люди ждут приёма. Да и меня обыскались.
Этот разговор несколько дней у меня не выходил из головы. Вернувшись в своё отделение, я втихаря стал наводить справки о личной жизни Шустовой. Леночка, с которой я проводил ночное дежурство со вторника на среду, между чаепитиями и постельными утехами на кушетке поведала мне, что муж у Ольги Марковны был не кто-нибудь, а главный инженер машиностроительного завода. И вроде бы как закрутил роман со своей молоденькой секретаршей – полагалась ему помощница по штату. Пять лет назад Шустова об этом узнала и велела муженьку уматывать на все четыре стороны, пока она не настучала его начальству и в партком машзавода. А там запросто за такое могли из партии пинком под зад. Оформили развод, типа не сошлись характерами…
— Ага, через пятнадцать или сколько там лет семейной жизни, — хмыкнула Ленка, откусывая печенюшку. — В общем, развелись, а через год он вообще уехал в Саратов, на какое-то смежное предприятие, тоже главным инженером. А свою секретаршу тут оставил. Она, говорят, истерила – просто ужас.
— Да-а, — протянул я, делая глоток крепкого, ароматного чая. — Недаром говорится, что все мужики сволочи. Ну, за редким исключением.
— Это ты, что ли, исключение? — захохотала Ленка, отчего её крупные груди в разрезе халатика, не стеснённые висевшим на спинке стула бюстгальтером, несколько раз смачно подпрыгнули. — Ой, насмешил… Нет, Сеня, все мужики без исключения – сво-ло-чи! И даже не спорь.
А в пятницу, так уж вышло, я уходил домой один, так как Петро пришлось задержаться. И увидел чуть впереди себя знакомый силуэт в пальто по фигуре с меховым воротником. Это была Шустова, причём её правую руку оттягивала большая и, судя по всему, тяжёлая хозяйственная сумка.
— Ольга Марковна!
Она обернулась, переложила сумку в другую руку.
— Арсений? Здравствуйте!
— Здравствуйте! А я смотрю, вы или не вы… Вам в какую сторону?