Вторая жизнь Арсения Коренева. Книга вторая.

Надо ли говорить, что вечер закончился одной постелью на двоих. Учитывая, что моя партнёрша вполне могла «залететь», я похвалил себя за то, что по возвращении в Сердобск из Куракино на всякий пожарный запасся презервативами, пусть и отечественными. Так что до половины первого ночи, когда мы наконец угомонились, ни я, ни Евдокия ни в чём себе не отказывали.

Утром я проводил её к первому рейсовому, и уже с автовокзала отправился на работу, вспоминая прощальный поцелуй Евдокии у автобуса. Ох и жарким он получился… Наверное, Петро с супругой гадают, чьи это стоны до них доносились ночью через стенку. Надеюсь, у них – а особенно у Натальи – хватит такта не задавать подобные вопросы.

Ну а чего я боюсь-то, в конце концов?! Я человек взрослый, не женатый, кого хочу – того и вожу. Даже было бы странно, живи я затворником. Другое дело, что меня гуляющим с девушкой под ручку никто не видел, так ведь, с другой стороны, декабрь на дворе, не самое лучшее время года для прогулок. Не сказать, что в этом году зима выдалась очень уж холодной, но иной раз не особо-то и погуляешь.

Как выяснилось позже, эта история имела несколько неожиданные и не совсем приятные для меня последствия. На работе в этот день я слегка подзадержался, а когда вышел из больницы – буквально нос к носу столкнулся с Шустовой.

— О, привет, Ольга! Тебя проводить?

Она смерила меня многозначительным взглядом.

— Да ты уж сегодня проводил одну.

Неожиданно! Я на какое-то мгновение растерялся, не зная, что ответить, чем Шустова и воспользовалась.

— Лида, секретарша моя, тебя с утра на автовокзале видела. Провожала в Пензу сестру, а тут, говорит, гляжу, наш интерн с какой-то молодкой целуется у автобуса на Куракино. Я так и поняла, что это твоя куракинская любовь, ты же там два месяца на замене в амбулатории сидел. А я-то, дура старая, навыдумывала себе…

Она грустно усмехнулась. Вот уж действительно, дура. Только не старая, так как женщина она в самом соку. А вот бред несёт, как обиженная соплюшка.

— Ольга, послушай, — с серьёзным видом начал я. — Никакая ты не старая дура, до старой тебе ещё жить и жить. Хотя говоришь глупости. А если начистоту… Ты потрясающая женщина, в постели вообще огонь... Поверь, это не преувеличение, а всего лишь констатация факта. Но я ведь не клялся хранить верность тебе одной. Согласись, очевидный факт, что наши отношения могут продолжаться до той поры, пока я не разберусь с интернатурой. Я уеду, а ты останешься здесь, и не факт, что мы ещё когда-нибудь встретимся. Да даже если и встретимся, то к тому времени я уже буду, скорее всего, семейным человеком. Кто знает, может, и ты найдёшь себе спутника жизни. Поэтому не стоит так серьёзно воспринимать все эти вокзальные поцелуи. Тем более что с Евдокией – это ту молодую женщину так звать… Просто она опоздала вчера на последний рейс, и ей негде было переночевать. А теперь мы вряд ли когда-нибудь ещё увидимся. Это всё, что я хотел тебе сказать.

Она подняла под резким порывом ветра, бросившего в нас горсть снежной крупы, меховой воротник пальто, и пристально посмотрела мне в глаза.

— Возможно, ты и прав, — сказала она. — Да, скорее всего прав. Вот только мы, женщины, когда дело касается личных чувств, часто забываем про логику, у нас превалируют чувства, эмоции. Мы собственницы, такими уж создала нас природа… Ладно, пойду. Дочка завтра утром приезжает, буду сейчас пирог печь. Тот самый.

Она кривовато улыбнулась, варежкой смахнула с моего плеча снег.

— Тебе в понедельник принесу, с чаем попьёшь. А в следующие выходные я буду одна… Если будет желание – заходи. Только предупреди заранее.

Она ушла, а я глядел вслед тающей в снежных вихрях фигурке и думал о том, что и в самом деле женщины и мужчины – это как два берега одной реки. Во всяком случае, сейчас, хотя на Западе уже поднимает голову ЛГБТ-повестка, размывающая границы между полами. И всё это через двадцать лет хлынет и в нашу страну. А может, и не хлынет. У Рэя Брэдбери одна лишь раздавленная бабочка изменила ход истории. Я же успел столько сделать такого, чего не делал в прошлой жизни, что ждать можно чего угодно. Скольких уже людей спас от смерти, которые в прежнем варианте истории должны были умереть. И сколько ещё они наворотят, будучи спасёнными. Хорошего или плохого – тут и не угадаешь. Иной раз, знай наперёд, кем вырастет, к примеру, ребенок, ещё не раз подумал бы, стоит ли его спасать. А то спасёшь – а он маньяком вырастет, а она путаной, сеющей ВИЧ-инфекцию.

В понедельник на стене ординаторской вывесили график дежурств врачей по отделению до 1 января 1977 года. Почему-то я не удивился, увидев, что в ночь с 31 декабря на 1 января выпало дежурить мне. Придётся матери письмо написать, что приеду вечером 1 января. 2 января выпадает на воскресенье, законный выходной.