Вторая жизнь Дмитрия Панина (СИ)

Был теплый зимний вечер, Маша в накинутом пальто курила на балконе, длинные синие тени от фонарей лежали на оранжевом от света окон снегу, по тропинке через детскую площадке шли двое: женщина с сумкой в руках, а за ней ковылял мальчик с машинкой. Он временами останавливался, гудел, изображая мотор машины, потом оглядывался и спешно, смешно подпрыгивая, догонял мать, которая шла, нет оглядываясь, как будто и забыла, что с ней ребенок.

На балкон вышел Дима, ему тоже захотелось в темноту ночи, когда так приятно стоять в тишине, чувствуя защищенность свою стенами дома и спокойно курящей Машей.

- Мне кажется, - сказала Маша, наблюдая с балкона за женщиной с мальчиком, - я бы никогда не смогла так равнодушно, не оглядываясь идти, зная, что мой сынок сзади один. Может быть, я так чувствую потому, что мне не довелось родить.

- А может быть, ты просто была бы другой, более беспокойной матерью.

- Может быть. Ты был с Юрой, моим первым мужем знаком?

- Нет, но слышал о нём, как о способном человеке.

- Он был талантлив, делал кандидатскую, а я диплом, мы проводили много времени вместе, и я влюбилась, наконец, сподобилась.

Никогда до свадьбы он не напивался до положения риз, потом вдруг пошло и пошло. Пока учились, снимали квартиру, его и мои родители помогали деньгами, ждали, когда мы закончим, наконец, учиться. Но перспективы остаться в институте, где я делала диплом, а он кандидатскую, у него не было, и его приглашали на закрытое предприятие, предлагали сначала комнату, и зарплату не плохую и он через год уже защищался бы, а меня брали в аспирантуру, но в другую лабораторию.

Но, понимаешь, у него были принципы. Я вышла за человека с принципами, и гордилась этим, не понимала, что такие люди не умеют приспосабливаться к обстоятельствам. Он не хотел работать на оборонку, считал производство оружия делом аморальным, ведущим человечество к гибели, а в другие места его не брали без прописки. Уезжать из Москвы он не хотел, я ведь оставалась в аспирантуре и тогда он запил, и резко так. Не выдержал груза ответственности за всё человечество. Потом оказалось, что у него отец был хронический алкоголик, а в таком случае пить совсем нельзя.

Вот тогда-то я и сделала аборт. В тот момент казалось, что это самый разумный шаг: жить негде, муж пьет и неизвестно, какой будет ребенок, и денег нет.

Юра так и не защитился, плюнул на всё и устроился дворником. Выделили ему каморку с обещанием через пять лет дать квартиру.

Я не ушла, продолжала жить с ним, на что-то надеялась, уговорила его лечь в наркологию, полечиться, зашиться, в общем, всё надеялась вернуть его к нормальной жизни. Он пьяный тихий был, не буянил, и всегда перед сном просил его поцеловать, как маленького.

Сидел на постели, жалкий такой, пьяный, глаза воспалены и канючил:

- Поцелуй меня, я не могу спать, пока ты на меня сердишься.

Каморка была полуподвальным помещением, темная. Душа не было, был только туалет, газовая плита стояла в углу, матрас лежал на ящиках из-под овощей, и такой же стол в углу, два ящика друг на дружке и фанерка. Там стояла лампа и там я писала диссертацию. Ещё помню старый кухонный стол, на котором мы завтраками и ужинали, и шкафчик висел с посудой, а вещи были в чемоданах или на крючках развешены. Ребенка принести было просто некуда, и я ему ничего не сказала про беременность и про аборт.

К чему? Чувство вины его бы совсем прибило...

Голос Маши прервался, глаза подозрительно блестели в темноте вечера.

Дима вынул у нее изо рта сигарету, затушил о снег на перилах балкона.

- Не вспоминай, - сказал он, - раз тебе от этого плохо.

Но Маша продолжала говорить, как во сне:

- Понимаешь, мы совершаем в жизни поступки, а потом долго не можем понять необратимость совершенного. Кажется, вот вернусь сейчас обратно, на тот же перекресток жизни, в тот момент, когда я неверно поступила, и решу всё по-другому, и вся жизнь будет другой, а переиначить ничего нельзя, и твое решение определяет твою судьбу...

- Это у всех так, не только у тебя...

Дима вздохнул.

- Я эклеры купил в буфете, пойдем чай попьем.

- Да, - сказала Маша, - давай не будем отказываться от маленьких радостей жизни, раз прозевали большие. И Светку дожидаться не будем, оставим ей один и все...

В тот день, уже когда лежали в постели, Маша всё не могла отвлечься от воспоминаний, и описывала свою жизнь с Юрой до того момента, когда он, проработав четыре года дворником, всё бросил, в том числе и её и укатил к родителям в Пензу.

- Когда мы с тобой тогда встретились на Савеловском, я как раз была в стадии развода, и так обрадовалась тебе... а ты не позвонил.

- Я был не готов...

- Ну, а в результате, я ещё раз успела замуж выйти, пока ты раскачался и подготовился.

Маша выключила свет, ей на завтра рано было вставать, а Дима долго лежал без сна, слышал, как пришла загулявшая с подругами Светлана, но не окликнул её.

46