Вторая жизнь фельдмаршала Паулюса

Мы гарантируем всем прекратившим сопротивление офицерам, унтер-офицерам и солдатам жизнь и безопасность, а после окончания войны возвращение в Германию или в любую страну, куда изъявят желание военнопленные.

Всему личному составу сдавшихся войск сохраняем военную форму, знаки различия и ордена, личные вещи, ценности, а высшему офицерскому составу и холодное оружие.

Всем сдавшимся офицерам, унтер-офицерам и солдатам немедленно будет установлено нормальное питание. Всем раненым, больным и обмороженным будет оказана медицинская помощь.

Ваш ответ ожидается в 15 часов 00 минут по московскому времени 9 января 1943 г. в письменном виде через лично Вами назначенного представителя, которому надлежит следовать в легковой машине с белым флагом по дороге разъезд Конный — ст. Котлубань.

Ваш представитель будет встречен русскими доверенными командирами в районе «Б» 0,5 км юго-восточнее разъезда 564 в 15 часов 00 минут 9 января 1943 года.

При отклонении Вами нашего предложения о капитуляции предупреждаем, что войска Красной Армии и Красного Воздушного Флота будут вынуждены вести дело на уничтожение окруженных германских войск, а за их уничтожение Вы будете нести ответственность.

Представитель Ставки Верховного Главнокомандования Красной Армии

генерал-полковник артиллерии Воронов

Командующий войсками Донского фронта

генерал-лейтенант Рокоссовский»[68].

Паулюс доложил об этом ультиматуме в ставку фюрера и вновь просил предоставить ему свободу действий. Последовал категорический приказ Гитлера — советский ультиматум отклонить. Паулюс и на этот раз не осмелился ослушаться фюрера. 9 января 1943 года ультиматум был отклонен, а доставивших его в расположение войск 6-й армии советских парламентеров отправили обратно.

В тот же день появился приказ по армии, написанный генералом Шмидтом. Командующий прочитал его и тут же подписал, хотя далеко не со всеми положениями был согласен. «За последнее время, — подчеркивалось в приказе, — русские неоднократно пытались вступить в переговоры с армией и подчиненными ей частями. Их цель вполне ясна: путем обещаний в ходе переговоров о сдаче надломить нашу волю к сопротивлению. Но мы все знаем, что нам грозит, если армия прекратит сопротивление: большинство из нас ожидает верная смерть либо от вражеской пули, либо от голода и страданий в позорном сибирском плену. Одно точно: кто сдастся в плен, тот никогда не увидит своих близких. У вас есть только один выход: бороться до последнего патрона, несмотря на усиливающиеся холода и голод. Поэтому всякие попытки вести переговоры следует отклонять, оставлять без ответа и парламентеров прогонять огнем.

В остальном мы будем и в дальнейшем твердо надеяться на избавление, которое находится уже на пути к нам».

Пожалуй, менее всего верил Паулюс в последнюю фразу приказа. Верно, накануне генерал Хубе привез новые заверения Гитлера вызволить его из котла по второй половине февраля. Фюрер приказывал продолжать сопротивление. А он, Паулюс, просто привык безоговорочно подчиняться!

Учитывая состояние бессмысленно гибнувших дивизий и беззастенчивое вероломство Гитлера, «Паулюс был обязан… решиться наконец на самостоятельные действия… В случае своевременной капитуляции могли спастись и после войны вернуться к своим семьям более ста тысяч солдат и офицеров»[69]. Так писал Адам спустя много лет.

А в марте 1943 года во время прогулки в Суздальском монастыре об этом же зашел разговор с Паулюсом.

— Господин фельдмаршал, вы не могли, конечно, не понимать, что сопротивление в котле безнадежно. Почему же вы не приняли ультиматум советского командования, не отдали приказ о капитуляции?

Паулюс некоторое время помолчал, словно заново переживая тяжкие события двухмесячной давности, потом необычно тихо произнес:

— Да, вы ставите мне очень трудные вопросы… Я долго и мучительно думаю об этом сам, особенно в бессонные ночи. Могу твердо сказать одно: я не верил Герингу и его хвастливой болтовне о воздушном мосте. Я не верил ни в какие чудеса, правда, одно время надеялся на Манштейна, Гота и деблокаду. Я знаю — они серьезные люди, но потом понял, что из этого ничего не выйдет. Я просил разрешения сделать попытку уйти из-под Сталинграда, уйти, пока было не поздно, — фюрер не разрешил мне этого.

Паулюс умолк, лицо его стало еще более хмурым, будто он решал самую трудную для себя задачу. Поразмыслив две-три минуты, фельдмаршал продолжил:

— Нарушить приказ и поступить так, как я считал верным? Но я солдат, всегда честно считал, что безоговорочное подчинение приказу — основа основ всякой армии. Без такой дисциплины — нет армии. А армия и служба в ней были содержанием моей жизни…

Паулюс опять сделал паузу, остановился и тихо сказал: