Вторая жизнь Марины Цветаевой. Письма к Анне Саакянц 1961–1975 годов

Милая Анечка, Вы спрашиваете, поправилась ли я? По-моему, заболела психицки, со всей этой пушкинианой. Воистину, «рыжий-красный человек опасный», да к тому же весьма многогранный — взялся, видите ли, самому владыке устраивать поездки по Дунаю. Когда его, в лучшем случае, надо в самый Дунай! Эх! К тому же этот флирт с Гариком, этот грубый материализм… Хватило меня на 4 действия, а пятое — никак. 3-й день не съеду с первых строк. Катастрофично. Устала, одурела неимоверно. Зато сегодня получила письмецо от Кати Еленевой с перечнем прозы, по-моему, кое-чего у нас нет. Слониму надо будет писать сейчас же после комиссии, т. к. в мае он уходит в отставку (хотела бы знать откуда!!..)[451] и перебирается в андреевские края[452]. На месте остается одна Катя — пишу ей в надежде узнать, сохранился ли архив Николая Павловича Гронского[453] и, если да, то где. Отдыхайте хорошо, Александр Сергеевич не сердится на Вас (имею в виду Пушкина, а не еврея Ефрона!)

Ваша А. Э.

14 «Поселок Отдых» 16 февраля 1962 г.

Дорогая Аля! Неудивительно, что про «Крысолова» я ничего не написал. Недавно (в ресторане) познакомился с милейшим Н. Оттеном, и мы разговорились о различных методах переписки. Я похвалил тебя и твои открытки — иных писем тяжеле. В твоей открытке о рю Руве было так много втиснуто тем и воспоминаний, что сразу, конечно, я на всё не смог ответить. (Я спросила — на каком этаже рю Руве они жили — получила фото этого дома, где мама жила.) «Крысолов» у меня переписан на машинке и сверен с печатным оригиналом очень хорошей переписчицей. Кроме этого, экземпляр в Фундаментальной библиотеке на улице Фрунзе (в спецфонде) имеется мой печатный из «Воли России» экземпляр, с которым, пожалуй, было бы лучше сверить твой экземпляр.

Экземпляр «Поэмы Горы» с посвящением Константину Болеславовичу передам Тебе при встрече, или, если ты хочешь, пошлю заказным. У меня есть рукопись в 27 стр. «Твоя смерть»[454] и 16 писем ко мне. У Ады — 7 писем и 22 (!!!) от Тебя. Два письма, самых больших и интересных, находятся в том альбоме («МЦ и Борис Пастернак», над которыми я много работал и который сейчас тоже там. Там же переписанное «одним махом» для меня «С моря»[455] — «попытка благодарности за действенность и неутомимость в дружбе»[456], там же самые интересные письма Аде и забавные Твои мне и Аде (и Вадиму Андрееву).

Вместе с «Поэмой Горы» я обнаружил фотографию Тебя с Муром, на открытке которой рукою Марины Ивановны: «Моему страшному фотографу — Мур, Понтайак 20 сентября 1928 г. 3 года, 20 дней». (И имеется еще дарственные надписи на «Ремесле», «Мо́лодце» (дома) и «Психее», «После России» и др. на улице Фрунзе).

Знаешь ли Ты Аля, что в ЦГАЛИ создан архив Марины Ивановны, и как Ты к этому относишься? У меня в Отдыхе дважды побывали Роза Федулова и Юрий Красовский[457] (?) — я не мог им отказать и передал на хранение рукописи «Попытка комнаты»[458] и «Октябрь в вагоне»[459]. Друзья ругали меня, что я сделал это без всякого вознаграждения, но я отношусь ревниво к памяти Марины Ивановны и Ремизова[460] (передал им же ряд его рукописей и Шумовский альбом[461]) и не могу этим торговать. Надо было, конечно, посоветоваться с Тобою, но то, что эти люди пришли от Анны Александровны, а значит, немного и от Тебя, сделало меня добрым. Может быть, не надо было давать «Октябрь», но, в конце концов, надо сохранить все слова Марины Ивановны, как бы теперь они политически не звучали. Я считаю ближайшей Твоей (как и всей нашей) задачей — это издать «Крысолова»! Так же надо подумать об издании прозы. Я, кажется, слишком размечтался! Но верю время придет! Обнимаю Володя[462].

—

Оторвала от Скаррона кусочек бесценного времени, чтобы переписать Вам это белыми нитками шитые неуловимости. Как Вам нравится? Особенно «сохранить все слова». Меня умилило. При помощи, скажем, Гарика… Кстати, тот же «милейший» Оттен сказал, что некий перекупщик предлагал ему за 100 новых[463] рублей «После России» с маминой надписью Ремизову. К сожалению, этих денег у меня нет, а книга — не без Володи: либо подарил кому-нибудь, а тот продает, либо сам Володя, но последнее вряд ли. Хотя кто знает? Упоминание о безвозмездности красиво звучит! Получила Ваше письмецо от 17-го, очень рада, что Вам хорошо отдыхается, и перед носом назидательный пример — во что можно превратиться, будучи Анной Александровной! Я заморена до крайности, под самый конец выдохлась, и Скаррон отгоняет меня со свистом, а не я его. Недостает мне 3-х дней этого куцего месяца! Обнимаю Вас, отдыхайте во все лопатки, набирайтесь духу на следующее пушкинское издание.

Ваша А. Э.

15 20 февраля 1962 г.