Читаем Вторая жизнь Уве полностью

Он пролепетал что-то невнятное, мол, наверное, может быть, но это дела не меняет. Соврать-то он ей все одно соврал. Она же попросила его снова сесть, и он исполнил просьбу — опустился в кресло. Вопреки его ожиданиям, она не рассердилась. Она рассмеялась. А отсмеявшись, сказала: мол, догадаться, что Уве не солдат, было нетрудно — он ни разу не надел форму.

— А кроме того, где это видано, чтобы солдат возвращался со службы в пять дня каждый будний день?

С таким умением шифроваться Уве вряд ли сгодился бы в русские шпионы, прибавила она. Но предположила, что, верно, у него были резоны для такого поведения. А еще ей нравится, как он слушает ее. И нравится его смешить. И этого, подытожила она, вполне довольно.

А потом поинтересовалась, чем бы он мечтал заняться, если бы мог мечтать о чем угодно. И он, не раздумывая, ответил, что хотел бы строить дома. Конструировать. Чертить. Вычислять, как их лучше поставить там, где они встанут. И тут она, вопреки его ожиданию, вдруг перестала смеяться. Но рассердилась.

— Так почему до сих пор не СТРОИШЬ? — потребовала она ответа.

А Уве, понятное дело, не нашелся что ответить.

В понедельник она пришла к нему домой, принеся брошюры с информацией об инженерных курсах. Бабулька, у которой квартировал Уве, совершенно ошалела, когда юная незнакомка уверенной поступью направилась к нему вверх по лестнице. После чего бабулька постучала его по спине и шепнула, что инвестиция в цветочки-то оказалась ого-го какая удачная! С этим Уве не мог не согласиться.

Когда он вошел к себе, она уже сидела на кровати. Уве застыл на пороге, руки в карманах. Увидев его, она засмеялась.

— Тут, что ли? — спросила.

— Ну, это, что ж, можно и тут, — ответил он.

Так и решили.

Она отдала ему брошюры. Учиться предстояло два года, впрочем, Уве не так уж напрасно положил столько сил и трудов на стройку, как казалось ему самому. Да, котелок у него варил не так чтобы очень, в обычном смысле, зато Уве петрил в цифрах и разбирался в домах. Этого хватило с лихвой. Он успешно сдал первый семестр. Потом еще один. И еще один. И наконец устроился в строительную контору, где и проработал треть века. Вкалывал, не болел, платил налоги, возвращал ссуды, жил по чести, по совести. Купил двухэтажный таунхаус в новом поселке на лесной опушке. Она хотела замуж, что ж — он сделал предложение. Хотела детей — родим, согласился Уве. Только жить будем в поселке, чтобы детки росли с другими детьми, порешили они.

И вот сорока лет не прошло, а вокруг дома уж не осталось леса. А только лес домов. И настал день, когда она, лежа на больничной койке, вдруг взяла его за руку и попросила не тревожиться. Сказала, что все будет хорошо. Легко ей говорить, думал Уве, а сердце рвалось из груди от злой тоски. Но она шепнула: «Все будет хорошо, мой милый Уве» и склонила головку ему на руку. А после бережно вложила ему в ладонь указательный пальчик. Потом закрыла глаза и умерла.

Так он и сидел, не выпуская ее пальчика, много, много часов. Пока не пришли врачи: ласковыми словами и мягкими движениями убедили его, что надо вынести тело. Тогда Уве встал со стула, кивнул сам себе и пошел в похоронное бюро оформлять документы. В воскресенье ее похоронили. В понедельник Уве вышел на работу.

Но спроси его кто угодно, Уве ответил бы как на духу: у него не было жизни до нее. И после нее — тоже нет.

<p>15. Уве и опоздавший поезд</p>

Дежурный за плексигласом: хомячьи щеки, зализанные вихры. Да руки сплошь в татуировках. Будто одной прически мало. Мало ему, что на голову точно опрокинули бутыль с подсолнечным маслом. Нет, нужна еще эта пачкотня на теле, думает Уве. И ладно бы рисунки были. А то и не рисунки, а так — разводы какие-то. Где это видано, чтобы взрослый мужик в здравом уме по собственной воле ходил с голыми руками, на которые словно пиджак линялый накинули?

— Турникет твой не работает, — сообщает ему Уве.

— Правда? — спрашивает дежурный.

— Что «правда»?

— Правда, что не работает?

— Конечно, я ж говорю!

Дежурный за плексигласом смотрит с каким-то сомнением.

— А может, с вашей карточкой что-то не так? Может, грязь на магнитную ленту попала?

Уве одаривает дежурного таким взглядом, будто тот только что назвал Уве импотентом. Дежурный за плексигласом замолкает.

— Какая грязь? Нет у меня никакой грязи на ленте, понятно?! — тычет пальцем в стекло Уве.

Дежурный за плексигласом кивает. Но, спохватившись, мотает головой. Пытается растолковать Уве, что «вообще-то турникет весь день работал безотказно». Уве отметает его отговорку как совершенно неуместную, поскольку очевидно, что если турникет и работал, то теперь явно вышел из строя. Тогда дежурный за плексигласом предлагает купить билет за наличные. Ага, разбежался, отвечает ему Уве. Воцаряется напряженная тишина.

Наконец дежурный за плексигласом просит просунуть ему в окошко карточку — «для проверки». Уве делает такие глаза, будто встретился с дежурным в темном переулочке и тот попросил его снять часы — «для проверки».

— Смотри, чтоб без фокусов, — предупреждает Уве, недоверчиво просовывая карту в окошко.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Замечательная жизнь Юдоры Ханисетт
Замечательная жизнь Юдоры Ханисетт

Юдоре Ханисетт восемьдесят пять. Она устала от жизни и точно знает, как хочет ее завершить. Один звонок в швейцарскую клинику приводит в действие продуманный план.Юдора желает лишь спокойно закончить все свои дела, но новая соседка, жизнерадостная десятилетняя Роуз, затягивает ее в водоворот приключений и интересных знакомств. Так в жизни Юдоры появляются приветливый сосед Стэнли, послеобеденный чай, походы по магазинам, поездки на пляж и вечеринки с пиццей.И теперь, размышляя о своем непростом прошлом и удивительном настоящем, Юдора задается вопросом: действительно ли она готова оставить все, только сейчас испытав, каково это – по-настоящему жить?Для кого эта книгаДля кто любит добрые, трогательные и жизнеутверждающие истории.Для читателей книг «Служба доставки книг», «Элеанор Олифант в полном порядке», «Вторая жизнь Уве» и «Тревожные люди».На русском языке публикуется впервые.

Энни Лайонс

Современная русская и зарубежная проза
Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза