Вторая «Зимняя Война»

– Во всем этом нет ничего сверхъестественного – просто меры для того, чтобы американцы были счастливы и благополучны. Так вот: я узнал, что там, в будущем, я представил такой Билль в Конгресс, и тот его отверг. А еще через несколько лет, уже после моей смерти, нашу страну поразила ужасная болезнь всеобщего доносительства, злобы и подозрительности, направленная на людей левых взглядов – таких как мистер Уоллес или мистер Гопкинс. И тот же Конгресс, который отверг предложенный мной билль об экономических правах, с одобрительным улюлюканьем отнесся к кампании травли и запугивания людей левых взглядов. У меня в голове не укладывается, что всего через десять лет в моей стране будут жечь книги и преследовать людей за политическое инакомыслие… Да, все это начал один злобный безумец, популярный адвокат, за счет своего пыла и красноречия заполучивший место сенатора, но раз эта инициатива была широко подхвачена по всей стране, значит, она соответствовала интересам каких-то могущественных людей и задевала в душах американцев какие-то низменные инстинктивные нотки… Теперь вы понимаете, что так встревожило дядю Джо, и почему он поставил отношения между нашими странами на грань разрыва, лишь бы выяснить этот вопрос.

После этих слов президента наступила тишина, потом Гарри Гопкинс, не поднимая глаз, глухо сказал:

– Мы тут все нужны настоящим хозяевам Америки только до тех пор, пока не побеждены Германия и Япония. Потом мавр сделает свое дело и мавру придет пора уходить. Кто-то из нас весьма вовремя умрет, другие будут отодвинуты от большой политики и смогут только с завистью и тоской взирать на то, как люди, не стоящие вовсе ничего, будут ломать то, что мы строили десятилетиями. Мы сделали Америку великой, но после нас придут люди, которые измажут это величие калом и кровью, превратив американцев в нацию убийц. Точнее, эти люди уже среди нас, и они только ждут момента, чтобы перехватить у нас вожжи…

Рузвельт вздохнул:

– Гарри имеет в виду банкиров, – сказал он, – которые поддержали нас потому, что привычными методами Америку нельзя было вывести из рецессии, процесс которой был самоподдерживающимся, и только разорвав замкнутый круг, можно было добиться успеха. Правые идеи при этом не работали, и дело шло к социальной революции, примерно такой как в России, или жесточайшей диктатуре – примерно такой как в Германии. Мы с вами, друзья, сумели избежать и того и другого, поставив нашу страну на путь процветания и всеобщего благоденствия. К этому банкиры отнеслись вполне положительно, потому что это увеличивало их прибыль, но у них есть свой взгляд на то, как надо использовать достигнутое величие, и в этих планах совсем нет места для рядовых американцев. То есть эти места есть, но они отнюдь не почетные. Теперь, наша с вами задача – избавить нашу страну от влияния этих людей. Или мы это сделаем, или нас похоронят в одной могиле вместе с нашими идеями.

– Э-э-э, мистер Президент, – сказал госсекретарь Корделл Халл, – а как вы собираетесь избавлять страну от влияния банковских кланов, если эти люди контролируют Конгресс, через который должны проходить все законы?

– Значит, – горько усмехнулся Рузвельт, – нам нужна диктатура. Разумеется, не такая как у дяди Джо, и не такая как у этого вонючего бабуина Гитлера; мягкая демократическая диктатура законно избранного президента, руководящего великой страной, сражающейся с жестоким врагом. При этом мы должны иметь возможность предпринимать не самые популярные, то есть жесткие, действия, чтобы достичь победы в этой войне. И никто не должен знать, что мы сражаемся не только с джапами или гуннами, но и с внутренним врагом за будущее нашей прекрасной страны, которая непременно должна стать великой. Кстати, если искать повод объявить кое-кого вне закона, то стоит заметить, что у некоторых наших банков и корпораций есть собственность в Третьем Рейхе, и эта собственность выпускает отнюдь не конфеты или воздушные безе, а производит оружие, из которого гунны убивают наших союзников – англичан и русских. Причем приобретение этих активов произошло уже после прихода Гитлера к власти, а следовательно, люди вполне понимали, что творят. Мистер Биддл, будьте добры, как генеральный прокурор возьмите этот вопрос на заметку… А теперь, джентльмены, я попрошу остаться мистера Уоллеса, а остальные могут быть свободны – чтобы обдумать все то, что было сказано здесь и сейчас.