Вторник. Седьмое мая: Рассказ об одном изобретении

— Неучтенные… Да, действительно неучтенные… — загадочно пробормотал Попов. — А вам, как физику, что кажется? — спросил он уклончиво.

Скобельцин пожал плечами:

— Ничего не вижу. Никаких принципиальных препятствий. По существу все то же. Дело только в техническом приспособлении.

— Да, это уже не физика, — коротко согласился Попов.

— Я испробую! — загорелся Скобельцин. — Если позволите. Когда буду демонстрировать, дам сигналы по Морзе. У нас в институте все телефонисты и телеграфисты. Они это оценят. Поймут сразу на слух без перевода. Новый телеграф! Вы ничего не имеете?

Попов покосился на ту сторону реки, где за рябью падающего снега смутно угадывался силуэт башни Адмиралтейства.

— Я думаю, — вдруг ответил он, — если кто-нибудь захочет, то сделает это и без моего спросу.

Прошло три недели после этого разговора, и Скобельцин показывал у себя в Электротехническом институте опыты с лучами Герца, приемник Попова. Он не был связан никакими указаниями, запрещениями и говорил так, как сам понимал значение всего этого, и показывал то, что считал нужным. И что было особенно интересным для его аудитории, именно здесь, в институте.

После первой предварительной демонстрации общего характера он просил своих помощников отнести вибратор от приемника подальше. Нет, не просто в другой конец зала. И даже не в коридор или соседнюю комнату. А совсем подальше. Совсем в другое помещение. Во флигель, стоящий на противоположной стороне институтского двора. На значительное расстояние. За коридоры, лестницы, за каменные стены и дворовые постройки.

Оттуда его ассистент Лебединский посылал разряды вибратора. И оттуда доходили волны, свободно проникая через все преграды. Попадались на удочку выставленной антенны, ударяли в когерер с мелким бисером и звонили в звонок. Отрывистый звон возвещал аудитории, что сигнал принят.

Мало того. Скобельцин, видно, хорошо, внимательно прочитал статью Попова в «Ж.Р.Ф.Х.О.», все ее пункты. И, видно, хорошо понял весь смысл заключительной фразы: «Передача сигналов на расстояния…» И теперь решил продемонстрировать это на свой страх и риск. Там, на вибраторе, Лебединский давал, как они условились, очередь разрядов. Длительные, короткие… Еще и еще, то длительные, то короткие, в разных сочетаниях. А приемник в зале отмечал эти сигналы такой же очередью длинных и коротких звоночков. Дззиннь, дзинь-дзинь…

Прерывистый звон раздавался в аудитории. И все присутствующие, все сидящие тут на скамьях телефонисты, телеграфисты с настороженным вниманием вслушивались в это звонкое дребезжание. Знакомый голос! Так выстукивают телеграфные аппараты или раздается условный писк в телефонных наушниках. Знакомый разговор по азбуке Морзе. Сигнализация! И не надо было тут присутствующим много разъяснять или переводить. Большинство прекрасно ловило прямо на слух все эти дребезжащие точки и тире. Что же — новый телеграф? Телеграф без проводов?.. Гул возбуждения прокатывался по аудитории.

А Скобельцин вновь призывал жестом к вниманию. Слушайте, слушайте!

После нескольких проб в аудитории отчетливо прозвенело. Дзинь, дззиннь, дззиннь, дзинь… Дззиннь, ДЗЗИННЬ, ДЗЗИННЬ… П…О…П…О…

— П-о-п-о-в, — по складам прочитали присутствующие на слух. Им не надо было переводить.

«Попов», — отстукивали там, во флигеле, на ключе вибратора.

«Попов», — отвечал звонок приемника.

Аудитория встала и захлопала. Она аплодировала своему преподавателю, который это показал. Она аплодировала изобретателю, которого здесь не было, но который сделал все это возможным.

ВРЕМЯ НЕ ЖДЕТ

Вилла «Грифон» в поместье Маркони.

Что-то там произошло, на третьем этаже, в домашней лаборатории Гульельмо. Какой-то решительный сдвиг. Мальчик вынес свои приборы на открытый воздух. Все-таки он добился своего: раздвинул расстояние приема волн, и стены его комнаты под чердаком стали уже тесны.

Опыты идут на дороге перед виллой. Сам Гульельмо дирижирует за вибратором, а братец Альфонсо с одним из помощников хлопочут у приемника — резонатора волн. Большие цинковые листы, как изогнутые зеркала, направляют действие приборов друг на друга.

Альфонсо с помощником относит приемник по дороге дальше и дальше. Волны улавливаются. Альфонсо громко кричит, как только стрелка гальванометра вздрогнет. И опять дальше.

Приемник отнесли уже на такое расстояние, что голоса Альфонсо не хватает. И тогда он, привязав носовой платок к длинной палке, машет им Гульельмо, оповещая: принято!

Родители с балкона наблюдают за этой картиной. Они, конечно, ни в чем не разбираются, ничего не знают об электромагнитных колебаниях. Но они видят результаты и видят довольную улыбку Гульельмо. А когда он доволен, то, значит, не зря.

Он продолжает опыты. Подвешивает зачем-то цинковую пластину повыше, а другую пластину, соединенную с прибором, распластывает на земле. Это имеет свой смысл, скрытый от родительских взоров, но вполне понятный с точки зрения физики (особенно если вспомнить, что Попов тоже поднимал вверх стержень антенны, а один из полюсов приемника соединял с землей).